Он проснулся в полдень от шума. Нет, Лук спал чутко, отмечал в полусне плеск воды, крики чаек над речной гладью, далекий рык неизвестного зверья, но именно в полдень о стенку колоды что-то заскрежетало. Он открыл глаза и понял, что кроме неба видит ветви какого-то куста. Более того, на одной из ветвей сидела какая-то пичужка и деловито чистила клюв. В носу резко засвербело, сдерживая чиханье, Лук поднес руку к лицу, но сделал это слишком резко, отчего пташка испугалась и вспорхнула, одарив хозяина кораблика неожиданностью прямо в лоб. Теперь уже пришлось сдерживаться от смеха. Однако на будущее следовало иметь в виду, что засыпать можно, только заткнув отверстие травой. Интересно, как бы передвигался в таком же суденышке Харас? Нет, места хватило бы и старшему приемышу Куранта, но лежать тому пришлось бы на боку, что было не слишком удобно, потому как колени согнуть ему бы не удалось. А на спине Харас неизменно начинал храпеть. Вот было бы забавно увидеть плывущую по реке колоду, которая оглашает водные окрестности молодецким храпом.
Во второй раз удержавшись от смеха, Лук решил оценить обстановку. Колода продолжала плыть, но ветки тем не менее оставались над головой. Медленно, стараясь не шуршать, Лук подтянул тело поближе к отверстию и начал поднимать голову. Первое, что он увидел, были чайки, которые деловито расхаживали по деревяшке где-то над ногами Лука, но самого хозяина колоды не видели — река прибила колоду к кучке мусора, которая образовалась вокруг вымытого течением из берега куста, и ветви скрывали лицо капитана суденышка, позволяя ему одновременно и наблюдать за чайками, и осматриваться по сторонам.
Река стала чуть шире. Колода по-прежнему несла Лука головой вперед. На левом берегу реки вставал стеной непроглядный лес, на правом лес был пореже, и над ним бугрились тоже зеленые горы. Кое-где на берегу виднелись прогалки и даже как будто деревеньки. Лодок пока не наблюдалось. «Надо будет ночью прихватить этот куст веревкой», — подумал Лук, снова лег и начал подтягивать за бечеву оставленный в ногах мех с водой. Услышавшие шорох чайки забили крыльями. Нет, еду и питье следовало все-таки держать поближе к голове.
Ночью Лук опять греб, не забывая приглядываться к берегам. Впрочем, они были уже достаточно далеко, и грести он научился вовсе бесшумно, да и небо заволокло тучами, и плыть приходилось почти в полной темноте. В последующие три дня зарядил дождь. С короткими перерывами он лил и лил. К вечеру каждого дня Лук почти плавал в воде, да и колода начала притапливаться, доходило до того, что, когда чайки садились на нее, волны порой захлестывали в отверстие. Ночью Лук выжимал одежду, вычерпывал деревянным ковшом воду и продолжал работать веслом, досадуя, что не может грести в полную силу: слишком низка была осадка колоды. Пришлось даже отпустить в свободное плавание куст, который уже не приносил никакой пользы — кораблик и так напоминал гнилушку, готовую развалиться, да выбросить якорный камень, чтобы избежать окончательного затопления суденышка. Лук уже подумывал о том, что ему придется пристать к берегу, чтобы соорудить какой-нибудь плотик, как дождь прекратился. В итоге он лишился почти всей еды и даже заполучил небольшую простуду. Простуду удалось выгнать в первую же сухую ночь усердной греблей, а вот еды явно не хватало. Течение же становилось все неторопливей, что внушало надежду: скоро Хапа. Ранним утром седьмого дня Лук увидел город. Причем город стоял сразу по обоим берегам. Он оказался брошенным, мертвым. От огромных, собранных из серых камней зданий остались только стены и колонны, редкие купола зияли дырами в кладке. Корни древних деревьев обвивали ступени забытых храмов, из окон торчал кустарник, то и дело вместо руин вовсе открывались поросшие деревьями груды мусора. Затем показались руины моста. Каменные быки, покрытые зеленым мхом, торчали из воды, но арки, соединяющие их, были обрушены. Похожий мост был переброшен через Бешеную в лиге от Парнса, но тот был меньше этого в сотни раз, как и в сотни раз меньше мертвого города был тот же Хилан. Даже Дикий лес за прошедшие столетия, если не тысячелетия, не смог скрыть минувшее великолепие.