– Откуда у него такие деньжищи?! – удивилась Меланья.
– Ну, этого я не знаю. Я поняла, что человек он богатый, просто не трезвонит об этом на каждом углу. Так что ты – смотри... Такой шанс один раз в жизни выпадает! Это я тебе такую информацию для размышлений добыла...
– А я-то, дурочка, думаю, почему его не интересую? Теперь понятно! Я когда-то общалась с богатым, очень богатым человеком... Они все очень циничны, неэмоциональны, привередливы, их ничем не удивишь. А уж по части женщин – совсем плохо. Знают, что могут взять любую. Не бросаются на первую встречную.
– Ты – не первая встречная, – заверила ее Вера. – Таких, как ты, в кино снимать надо.
– Спасибо. Приятно, конечно, но...
– Что но?
– Мне за тридцать... – прошептала ей на ухо Меланья. – А такие типчики любят окружать себя цыпочками, годящимися в дочки-внучки. Во первых, молодое тело, во-вторых, доминирующие отношения, к которым они привыкли на работе. С женщиной-ровесницей надо выстраивать партнерские отношения, где-то уступить, где-то прислушаться. А на это такие люди не способны, воротилы большого бизнеса одиночки... Проще иметь красивую куклу. Вот поэтому Гера и не рассматривает меня как женщину, во мне кипит темперамент и я молчать не буду, если что! – уже почти с угрозой в голосе проговорила она, обращаясь неизвестно к кому. Словно этот кто-то мог подслушивать под дверью.
– Это уж точно, – поежилась Вера. – Огонь баба... не то что в горящую избу – ты в морг разрушающийся заходишь... Еще вопрос, пойдет ли за ним молоденькая соплячка? А ты – настоящая находка для любого мужчины! В минуту опасности точно не бросишь. Давай за это и выпьем! – пламенно произнесла Вера.
Меланья едва успела открыть рот, чтобы ответить, как на столике уже красовались бутылка коньяка, помятая и расплавленная в кармане шоколадка и два пластиковых стакана. Дальше произошло чудо. От гневного отрицания и нарушения клятвы, что она больше никогда не будет пить в больницах, моргах и прочих неприспособленных для этого учреждениях, Меланья перешла к стакану в руке и кусочку шоколадки за щекой. Она не понимала, как это Вере удавалось, – гипноз или дар убеждения, видимо, но вот оно... И она уже пила.
– А насчет того, что тебе за тридцать и все позади, это ты не права, – наклонилась к ней Вера. – Мне сорок пять. Так что мне, в гроб ложиться? Скажешь тоже! У меня вон любовь с Гришей! Стоп! Это у меня к нему любовь, наверное, уже последняя... А у него так... блажь. Но он не должен знать, что он для меня настоящая любовь, а не развлечение, понятно?