— Только ее подруга.
— Фамилия?
— Не знаю фамилии.
Майор вздохнул.
— С каждым разом вы все больше топите себя. Не желаете отвечать на вопросы, на которые ответ уже дан. Вы утверждаете, что, кроме Зельской и Видавской, не имели ни с кем контакта.
Снова молчание.
— Что было дальше?
— Из гаража я вышел рано, едва стемнело. Решил идти пешком, я боялся садиться в автобус. Уже после десяти был на указанном месте за Косматками. Я ждал. Шел дождь. Я весь промок… Потом дождь перестал. Ровно в двадцать три я увидел свет фар автомобиля, приближающегося со стороны города. Он три раза просигналил… Я собирался уже выбегать на шоссе, когда этот человек меня опередил. Я не заметил его раньше… Наверное, он незаметно подошел со стороны Вислы… Он сбежал с насыпи, встал, шатаясь, посреди дороги, что-то забормотал и поднял руку вверх… Все это произошло в считанные секунды. Я услышал рев мотора, крик, человек как бы подскочил над шоссе и рухнул на асфальт, а автомобиля уже не было… Я потерял очки.
Только теперь Кортель сообразил, почему глаза Окольского показались ему пустыми и беспомощными.
— Он погиб вместо меня, — сказал Болек. — Водитель дал трехкратный сигнал и даже не затормозил… Я оттащил пьяного с дороги, я ослаб, чтобы нести его, и плохо видел… Я хотел его спасти. Я послушал сердце, оно еще билось. И тогда я увидел вдали автомобильные фары. Подъехала милицейская машина. Я поднял руку вверх…
— Вы подняли руку, — повторил Кортель. — Вы уверены в этом?
Окольский смотрел на инспектора. Вероятно, он видел лицо Кортеля несколько размазанным, лишенным деталей и резкости.
— Да, — повторил Окольский. — Я поднял руку, в то время я не думал о себе.
— Вы, конечно, не знали о том, что это едет милицейская машина?
Произошло короткое замешательство, а может, это показалось инспектору.
— Не знал.
— Вы близоруки?
— Да.
— Итак, вы утверждаете, — сказал майор, — что человек, от которого вы получили письмо и который назначил вам встречу, хотел вас убить? Но почему?
— Не знаю. Не понимаю, — повторил Болек. — Нет никого, кому бы моя смерть могла что-то дать.
— Не догадываетесь?
Снова колебание.
— Нет.
— Пожалуй, вы отдаете себе отчет в том, что касается вашей ситуации.
Окольский хотел что-то сказать, но майор жестом руки велел ему молчать.
— Мы сейчас говорим только о том, что произошло вчера. У нас нет никаких оснований, чтобы вам верить. Вы могли придумать эту историю: обычное автомобильное происшествие, сбит пьяный мужчина, а вы на этом сочинили легенду.
— Я ничего не сочинял.
— Вы утверждаете, что уничтожили это письмо. Еще утверждаете, что никто, кроме Зельской и Видавской, не знал вашего укрытия. Значит, одна из них…