Болек тер лоб рукой.
— На стул.
— Какой стул?
— Посреди комнаты лежал перевернутый стул.
— Вы уверены?
— Клянусь!
Кортель помнил, что, когда он вошел в кабинет, кресло было придвинуто к столу, а два стула стояли рядом с портьерой, закрывавшей балконные двери.
— Этот стул меня испугал, и тогда… я увидел…
— Подождите. А как стояло кресло?
Снова молчание.
— Было придвинуто к столу.
— Так… Увидели девушку… Вы утверждаете, что она лежала уже на полу… Опишите подробнее, как она выглядела.
— Не могу, — прошептал он. — Не могу! Я поглядел на нее… У нее были глаза открыты… Я закричал. И тогда Циклон прибежал в комнату.
— Циклон?
— Да.
— Вы уверены, что из тех двоих никто не входил до вас в кабинет?
— Я ни в чем не уверен! Ни в чем! — закричал он. — Я был в зале внизу, они тоже были там.
— Но вы же в кабинет вошли первым? Не отрицаете?
— Нет. — Лицо его сделалось бледным, покрылось потом.
— Что еще заметили на полу?
— Ничего.
— Подумайте хорошенько. Девушка лежала между дверью и столом, несколько в глубь комнаты, а рядом с ней?…
— Ничего, — сказал он. — Ничего, — повторил еще раз. Болек выглядел измученным.
— На сегодня хватит, — сказал Кортель. — Подпишите протокол.
Окольский стоял на пороге рядом с инспектором.
— Пан капитан, — почти прошептал он, — вы ведь не верите, что это сделал я? Не мог я ее убить… Зачем она должна была ждать нас в кабинете? Она там уже была… мертвая…
Между следователем и подозреваемым в какой-то момент возникает особая связь. Иногда они разыгрывают партию против себя самих, но бывает и так, что в определенных фрагментах поединка их усилия направляются к одной общей цели. Память преступника становится его собственным противником. Что Окольский увидел в кабинете? Чего он не может вспомнить? Перевернутый стул? Кто-то поднял его и поставил рядом с балконными дверями? Зачем? Кто? Пущак? Но тот, лично допрашиваемый майором, заявил, что стулья стояли так, как их увидела милиция.
— Я не верю ему, — сказал майор. — Не верю ни одному его слову…
Кортель молчал.
Майор имел повод для плохого настроения. Следствие после того, как был взят Окольский, словно бы топталось на месте. Прокурор уже допрашивал Пущака и установил, что существуют досадные пробелы в материалах, доставленных милицией. Решено было проверить, узнает ли ревнивая жена Пущака в Золотой Ане ту девушку, с которой ее муж ездил на Зубковскую. Привели несколько девушек, сотрудниц милиции, и Золотую Аню. Янина Пущак осматривала их всех молча, ходила вдоль шеренги девушек в мини, ставила их спиной, разглядывала в профиль. Больше всего времени у нее отняла Золотая Аня… На вопрос: «Которая из них?» — отвечала: «Никто. Нет, ту я узнала бы наверняка, — сказала Янина. — У нее тоже были золотистые волосы, но другая походка и кривые ноги. Уверена — кривые ноги».