Она видела это помещение, лишь когда тут было много народу. Прошлой весной, во время воскресного завтрака, когда Ди Пьеро только что переехал сюда, и на коктейле под Рождество, куда была приглашена и Кирстен, чтобы составить компанию тринадцатилетней дочке тогдашней «невесты» Ди Пьеро: предполагалось, что они понравятся друг другу. (А они не понравились. Девчонка оказалась толстой, с крупным надутым лицом, она вознамерилась произвести впечатление на Кирстен рассказами о своих подружках — дочках известных вашингтонцев — и о «поклонниках» из Саудовской Аравии и Сирии, носившихся как угорелые по Джорджтауну в итальянских спортивных машинах.) В то время Ди Пьеро и Изабелла едва ли — хотя всякое, конечно, возможно — были любовниками.
Имело ли какое-то значение, раздумывала впоследствии Кирстен, то, что ни ее отца, ни Ника Мартенса не было на этих сборищах?..
Ди Пьеро, конечно, держал домашнюю прислугу. Цветную пару — светлокожие, в большом спросе из-за своих кулинарных и барменских талантов, они переходили от одних друзей к другим, ловкие, и спокойные, и не слишком заметные. Но Изабелла настояла на том, чтобы самой приготовить соус из авокадо; она принесла бутылку французского шампанского — явно той марки, какую предпочитал Ди Пьеро, — в подарок на новоселье от Хэллеков. Она была оживленная, веселая, разрумянившаяся от удовольствия и очень красивая — Кирстен запомнила ее бронзовое шелковое платье с очень низким вырезом и несколько ниток розового жемчуга, которые дедушка Хэллек подарил ей на свадьбу. На воскресном завтраке «невеста» Ди Пьеро отсутствовала — скорее всего они тогда еще не были и знакомы, — и Изабелла играла роль хозяйки с присущей ей энергией. И легендарным обаянием.
Кирстен просунула голову на кухню. Все очень целомудренно и опрятно — и плита, и клетчатый линолеум, и алюминиевая раковина. Даже на столике не было крошек от тостов. Ни следов пальцев на двери холодильника. На длинном подоконнике стояли в ряд колоколообразные стеклянные банки со специями, и орехами, и перцем, и макаронными изделиями различной формы, — причем стояли они через равные промежутки.
Кирстен открыла посудомойку и увидела, что Ди Пьеро — или кто-то — аккуратно сложил туда всю посуду после завтрака. Тарелочка, чашка и один-единственный нож. Так целомудренно.
Завтракал он, по всей вероятности, сидя в уголке. С видом на искусственный холмик, засаженный голубыми елями, скрывавшими асфальтированную площадку для машин. Энтони Ди Пьеро, один. Читая газету. Газеты: «Пост», «Нью-Йорк тайме», «Уолл-стрит джорнэл». Потягивая черный кофе с ломтиком поджаренного хлеба. С маслом? С джемом? Ди Пьеро нетерпеливо переворачивал страницы. Мало что интересовало его, кроме финансовых разделов, но даже и когда он доходил до них, выражение его лица редко менялось.