— Но ведь это из-за Ника все случилось, верно? — говорит она.
Ди Пьеро закрывает тему резким пожатием плеч.
— Это произошло так давно, — говорит он. — Мне было тогда семнадцать.
Широкая белозубая улыбка на миг освещает его лицо. В голосе чуть вибрирует презрение.
— Семнадцать!.. Целая вечность тому назад.
Шагая по Семьдесят четвертой улице на восток, Кирстен твердым голосом, без всякой дрожи спрашивает:
— Но они убили его? Это они подстроили?
Ди Пьеро, который переводит ее через Парк-авеню, легко придерживая за локоть, произносит рассеянно:
— Подстроили?.. Каким образом?..
— Они кого-то наняли?
Ди Пьеро фыркает — его все это явно забавляет.
— Кого-то наняли!..
— Да, — говорит Кирстен тем же ровным тоном. — Вы все знаете, как это делается. Да. Кого-то наняли, чтобы убить его. Убрать с дороги. Как убили свидетелей в Чили…
Ди Пьеро крепче сжимает ей локоть. Они стоят на «островке» посреди улицы, дожидаясь, когда загорится зеленый свет.
— Ты слушаешь чересчур много сплетен, — произносит, явно забавляясь всем этим, Ди Пьеро, — читаешь слишком много радикальных журналов. У вас там в Эйре играют в такие игры?.. Может быть, кто-то из преподавателей?.. Играют в «леваков»?., в «революционеров»?
— Я не идиотка, — вспыхнув, говорит Кирстен. — Я знаю, что отец и Ник собирали материал против «ГБТ», разоблачающий то, что эта компания пыталась сделать в Чили, с Алленди…
— Альенде, — поправляет ее Ди Пьеро. — Сальвадор Альенде.
— Вы знали его? — задает нелепый вопрос Кирстен. — Вы… встречались с ним?
— Конечно, нет, — говорит Ди Пьеро, — какое я имею отношение к Чили?
— Я не идиотка, — повторяет Кирстен.
Ди Пьеро ведет ее под локоть через улицу к запруженному толпой тротуару. В мозгу Кирстен мелькает мысль — стремительная, нелепая, — что уличные толпы придают ее поступку определенный вес. Хотя это чужие, незнакомые люди, но она и Ди Пьеро идут мимо них, и все они становятся свидетелями.
— Я знаю, о чем речь в так называемом «признании» моего отца, я хочу сказать — знаю детали, знаю, что он «признал», — запальчиво говорит Кирстен, — хоть это и тайна… пусть даже государственная тайна. Я знаю.
— Ничего ты не знаешь, верно ведь? — говорит Ди Пьеро.
— Я… Я…
— Ты, право же, ничего не знаешь, лапочка.
Вот теперь она действительно в панике: слово «лапочка» лишает ее присутствия духа.
Но у нее нет выбора: она должна идти с ним. К нему на квартиру, в высокий дом, выходящий на Ист-Ривер.
«Я не буду плакать, — обещала она, прикусывая, как ребенок, нижнюю губу. — Право, не буду».
И сейчас она громко произносит, высвобождая из его пальцев свой локоть: