— Изабелла, — говорит Ди Пьеро, — действительно держится такой точки зрения?..
— Ну… вы же знаете Изабеллу.
— Думаю, что да, — произносит Ди Пьеро, передернув плечами.
— Ее версия близка к версии Ника. Что Мори вовсе не грозила опасность, он не тонул и Ник вовсе не спас ему жизнь…
— Ник спас ему жизнь, — отрезает Ди Пьеро.
— О да, — говорит Кирстен. — И как же?
— Ник кинулся за ним в реку… поплыл вниз через пороги… чуть сам не утонул… сумел схватить Мори и потащил его к берегу… у Мори кровь хлестала из раны на голове… и Ник тоже был в крови, особенно изрезаны были руки… и Ник… словом, Ник вытащил его на берег… спас ему жизнь…
— Сделал ему искусственное дыхание…
— Да, через рот. Спас ему жизнь.
— А вы что делали?.. Вы и другой мальчик.
— Мы сами чуть не потонули. Мы ничего не делали.
— А кто был другой мальчик?
— Не помню — во всяком случае, не из тех, чье имя тебе известно.
— Не из важных?
— Не из важных?.. В каком смысле?
— Никто из вас не сохранил с ним отношений?
Ди Пьеро раздраженно мотает головой:
— Не знаю, думаю, что нет. Важно то, что…
— Ник действительно спас жизнь моему отцу.
— Да, безусловно.
— И вы в самом деле готовы в этом поклясться?
— Почему я должен клясться? Не в моих привычках клясться в чем бы то ни было, — мягко говорит Ди Пьеро. — Разве что в суде. Или перед некоторыми комиссиями — из тех, что могут вызвать повесткой, осудить и приговорить…
— Значит, вы были свидетелем, — медленно произносит Кирстен.
— Свидетелем — да.
— Это было… ужасно? Страшно?
— То, что один из нас чуть не погиб? Нет… все было слишком сумбурно… слишком быстро. Вот рана у Мори на голове — это было страшно: на нее наложили десять швов. А тогда все произошло слишком быстро. Наше каноэ перевернулось, и нас выбросило в воду, и мы чуть не утонули… — Ди Пьеро вдруг быстро проводит указательным пальцем под носом. — Я помню все так отчетливо: Ник рыдает, нагнувшись над Мори. Сначала он решил, что Мори умер, и потерял над собой контроль, рыдал, да еще как… что-то бормотал… с ним была чуть не истерика. Он решил, что Мори умер.
— Я этого не знала, — предусмотрительно говорит Кирстен. — Никто мне этого никогда не рассказывал.
— Да, — говорит Ди Пьеро, — Ник нас тогда больше всего и напугал. С Ником была чуть не истерика.
— Вот как, — говорит Кирстен.
— Потому что он решил — все слишком поздно, решил, что Мори умер.
— Видно, они были близкими друзьями, — говорит Кирстен. — Если он так расстроился.
Ди Пьеро медлит, насупясь.
— Наверное, — говорит он. — Я не очень разбираюсь в дружбе. Да и было это давно.
Кирстен делает еще глоток вина. Она мобилизует всю силу воли, чтобы завестись — завестись немедленно. Вот если б у нее была закрутка, если б она могла эдак небрежно закурить — не ради удовольствия, а чтобы чувствовать себя увереннее, держать что-то в пальцах…