— Меня не удивляет, что Престон Кролл разочаровал тебя, — говорит Ульрих Мэй. — Манипуляция словом — в противоположность кристально ясному делу — всегда разочаровывает.
— Он был единственный, кто вроде бы сочувствовал моему отцу, — говорит Оуэн. — В прошлом году, в ноябре, он опубликовал большую статью в «Нью рипаблик»… Да и его репутация здесь…
— Его репутация! — восклицает Мэй. — Ты еще узнаешь, как мало весит «репутация» — как мало она значит для нас.
— Никто теперь больше не хочет со мной говорить, — медленно, удивляясь собственным словам, произносит Оуэн. — Тут узы куда крепче, чем я думал. Настоящая сеть, чувствительная и тонкая, как паутина: я позвонил старому другу отца, по имени Сирайт, так его секретарша не соединила меня с ним. Я позвонил ему домой, но к телефону подошла горничная. А потом какой-то мужчина — не знаю кто. Я позвонил этому ничтожеству Бобби Терну — ну, вы знаете: этому журналисту-сплетнику, — так не смог до него добраться. Если я называю свое имя, они не желают со мной говорить, и если называюсь вымышленным именем, тоже не желают со мной говорить.
— Вымышленным именем? Какое же у тебя вымышленное имя?
— Ах, да первое попавшееся. Я просто беру имя из воздуха. С доски для объявлений, с обложки журнала.
— Я спрашиваю просто так, из любопытства. Иногда вымышленное имя многое объясняет. Ты не помнишь? — говорит Мэй с мягкой, ободряющей улыбкой.
— Мое имя ничего никому не объяснит, — рассеянно произносит Оуэн, почесывая подбородок. — Оно лишь обнаружит… известную скудость воображения.
— А все-таки?..
— Право, не помню. По-моему, Браун. Уильям Браун.
Ульрих Мэй критически осмысливает услышанное.
— «Уильям Браун», — произносит он, как бы опробуя это имя. — Да, по-моему, ты прав, Оуэн, известная скудость воображения. Это имя не вызывает у меня сколько — нибудь существенных ассоциаций.
Престон Кролл помешивал узловатым пальцем кубики льда в своем стакане и говорил быстро, порой сливая слова, о том, что Оуэн знал, и о том, что знал лишь наполовину или мог предполагать, исходя из своих изысканий. Пакет «Ай да курица!» был набит такого рода данными. Информация, позволяющая обвинить медные компании в заговоре, скандальное участие Америки в свержении Альенде, Никсон и Киссинджер и вероятность приказов об убийстве, недавняя смерть бывшего посла Альенде в Вашингтоне Летельера и молодой пары по фамилии Науман, чьи тела, избитые дубинками и превращенные в «кровавое месиво», были обнаружены в мексиканской деревне на океане, близ Масатлана… Оуэн вежливо слушал, стараясь не ерзать. Прервать Кролла или хотя бы направить гневный поток его слов в определенное русло было бы крайне трудно.