Преподобный рассказал, как вместе со зверями, еще до шестого дня творения, Создатель произвел ненастоящих людей, лишенных искры Божьей. Только Адам, чье имя на древнееврейском значит «показывающий кровь на лице», был первым настоящим человеком, наделенным совестью и стыдом.
— Лишь белые люди могут краснеть! — проорал преподобный, и толпа заревела в ответ, разноголосо, радостно. — Лишь они краснеют, потому что они — люди! Только белый человек несет Закон Божий в сердце!
И дальше: грязнокожие живут как звери, потому что они и есть звери, и потому Белый Американец должен повелевать ими.
— Разве позволено выпускать пса, дабы он бродил, безнадзорный, по улицам?
Преподобный рассказал и про змея-искусителя, и про соблазнение Евы, приведшее к рождению Каина, первого еврея. Эта «змеиная раса» — истинная угроза Белому Человеку. Они, обманщики, плетут ложь либерализма, убеждают сынов и дочерей Адама возлечь с двуногими зверями.
Вашу мать.
Про таких слышишь, узнаешь про их дурацкую веру и думаешь: ну вот же идиоты! Потом забываешь о них. Но однажды пьяный свояк на Рождество тянет вас за рукав в сторонку и объявляет: боюсь, парень, гореть тебе в аду. Черная кожа — черное сердце. И прочее в том же роде. Альберт прав: люди готовы поверить в любую льстящую им чушь.
Преподобный Нилл перешел к ОСП, то бишь к «оккупированному сионистами правительству». Затем — к грядущему Возгоранию (ох, как сочно выговорил: «Возз-горр-аннию»), расовому Рагнарёку,[42] когда праведные покончат с либеральным равенством, очистят Америку, искупят ее грехи и, конечно же, встанут во главе.
Забавно, как все в конце концов сводится к власти. Мораль, нравственность, справедливость — чепуха, болтовня по дороге к настоящей цели.
— Апостол! — снова заныла Молли, уже тише и осторожнее, но раздраженно — будто запихнули ее в лифт вместе с заблеванными и смердящими.
— А тебе разве не интересно?
— Интересно?!
— Конечно. Это журналистское расследование во всей красе.
Ткнула кулаком мне в руку — вроде шутливо, но ясно: хотела бы по яйцам врезать, и посильнее. Зато ныть перестала.
Преподобный отговорил, и началась суета: расставляли тарелки, раскладывали свинину. Толпа весело гомонила, слышались смешки — обычный жизнерадостный шум немудрящих людей. Ведь и не скажешь, на них глядя, в какую людоедскую чушь верят. Молли снова принялась меня тормошить: уже видели достаточно, пора идти, жирной еды она не переваривает, но я слушал разговоры Джонни Мальчика-с-пальчика и пары его приятелей-наркотов за столом. Что же они удумали?
Преподобный и семенящий следом Тим подошли к Джонни. Тот, глядя поверх голов, кивнул. Наркот сплюнул. Второй — серолицый, с ввалившимися глазами, вдруг повернулся ко мне и ухмыльнулся…