Пошли назад между кучами мусора, убитые горем и подавленные — каждый по-своему. И не только увиденным, но тем, как ближние отреагировали. Жизнь имеет свойство замутить даже простейшие вещи. Теперь уже ясно всем: Дженнифер Бонжур мертва, и вот мы стоим вокруг свидетельства ее смерти и обсуждаем, как представить себя повыгоднее.
По правде говоря, меня увиденное не слишком задело. Люди умирают. Скверно, да. И больно. Даже очень. Но когда вы коп, или журналист, или частный сыщик, вам чужая смерть на пользу. Это ваш хлеб. Человек из всего научился извлекать выгоду.
Мы тащились по индустриальным закоулкам, раздумывая каждый о своем. Затем из темноты донесся шорох — справа. Повернулись, встревоженные. В свете фонарей мелькнула тень кого-то растрепанного, в лохмотьях…
И тут пистолет Нолена грохнул в ночь.
Как ни странно, я толком не помню произошедшего. В памяти откладываются впечатления, а я бываю рассеянным, отвлекаюсь. Тогда и память рассредоточена, и картинка остается размытой, несвязной.
Я тогда обдумывал, как бы оторвать Молли от ее ноутбука с репортажем и затащить в постель. Конечно, мне бы больше польстило, если бы в ту тяжкую минуту я размышлял, скажем, о происхождении многоклеточных организмов или о трагедии создания атомной бомбы, но мысли мои были заняты задницей Молли.
— Не-е-ет! — дико завопил Нолен. — Не-е-е-ет!!!
Я заковылял вперед, отыскивая источник шороха и хрипов. Фонарь трясся у Нолена в руках, и моя тень плясала по стенам. Луч света от моего фонаря тыкался в кирпич стен, раскрашивая их пастелью, резко высвечивая хлам на полу. Почему-то кровь показалась черной. Я знаю: она красная была, как и положено крови, но память записала ее черной.
Человек лежал и перебирал ногами — будто отплясывал джигу на невидимом вертикальном полу. Я сразу понял: наповал, дырка в голове. А шеф полиции Калеб Нолен — в глубоком дерьме. Убийство по неосторожности.
Не самое глубокое дерьмо, но утонуть хватит.
От старого бомжа воняло. Я опустился на колени подле него, всматриваясь. Обыкновенный. Заурядное лицо. Таких много видишь, клянчащих на перекрестках, глядящих на прохожих из закоулков, хватающих свежие окурки. Вот только из левой глазницы лилась кровь.
В скрещенных лучах фонарей бродяга казался неземным существом — сияющим, светлым. И мертвее мертвого. Его тело, правда, еще не поняло этого, продолжало дергаться.
— У него пушка была! — завизжал Нолен над ухом.
Гребаный снайпер. Знал ведь: насмерть бьет.
— Ищите пушку! Она здесь где-то, здесь!
Чего он заходится? Такие дела спускают на тормозах. В особенности если свои расследуют.