Савельев действовал, не рассуждая, в первый же миг вспомнив механического змея, стража заброшенного города альвов. Наклонил пистолет дулом к полу, принялся нажимать на спуск — раз, два, три, четыре…
Пули попали в цель и не просто высекли искры — в том месте, где правая передняя лапа механической твари соединялась с туловищем, брызнули искры, громко и противно затрещало, лапа подломилась, ящерица нелепо закружилась вокруг невидимой оси.
Приободрившись — всего-навсего старый механизм! — Савельев прицелился во вторую. И не успел. Она взвилась с неожиданным проворством, ударила в грудь всей своей немаленькой тяжестью, когти впились в бока и бедра, вызвав жгучую боль…
Он устоял на ногах, но пистолет выронил, и не было времени за ним нагибаться — прямо перед его глазами распахнулась узкая пасть, усаженная металлическими клыками длиной чуть ли не в палец. В последний миг сообразив, что тварь целит в горло, Савельев, пренебрегая болью от полосовавших его когтей, ухватился обеими руками за ажурную металлическую шею, напрягши все силы, попытался скрутить ее, свернуть, сломать…
Хотя что-то явственно и хрустнуло, словно сломалась сухая ветка, своей цели он не достиг — голова осталась на шее. Разве что горло уберег. И тут же ящерица вцепилась ему в плечо. Да так, что он поневоле взвыл.
Зубы и когти безжалостно терзали его тело. На миг нахлынула паника, но поддаться ей означало пропасть ни за грош. Действуя скорее инстинктивно, он, по-прежнему пытаясь оторвать твари голову, переломить шею, бросился к стене. Правую ногу словно в тиски зажало — это вторая, доковылявши-таки, вцепилась в сапог повыше лодыжки. Отчаянно борясь с висящим на груди чудовищем, он разжал пальцы правой руки — отчего натиск на него усилился — упав на колени, схватил пистолет и, приставив его к боку ящерицы, напротив самого крупного ало-зеленоватого мерцания, принялся отчаянно давить на спуск.
Грохот, лязг, искры, одна пуля куда-то срикошетила с визгом… Однако остальные цель нашли. Когда боек после очередного нажатия на курок лишь сухо щелкнул, Савельев ухватил тварь за шею и второй рукой. Она, искря и треща разрядами, изогнулась дугой, уперев в его грудь твердое брюхо, клацая окровавленной пастью, молотя хвостом в воздухе. Последнее отчаянное усилие, жгучая боль в исполосованных боках — и ящерицу удалось оторвать, отшвырнуть, пусть и совсем недалеко. Волоча за собой вторую, мертвой хваткой вцепившуюся в ногу, он нечеловеческими усилиями преодолел несколько шагов до стены, сорвал с крючка ближайший палаш и обрушил его на шею твари — собрав все силы, превозмогая боль в окровавленном плече. Все надежды, все силы, вся яростная жажда жизни была вложена в этот удар…