— Как ты думаешь, чем человек отличается, скажем, от биоробота?
Катька немного помолчала, собираясь с мыслями.
Потом ответила:
— Мне кажется, тем, что человек испытывает высшее удовольствие от творчества.
— А как же насчет алкоголя, наркотиков; ну и, конечно, секса? Весь джентльменский набор.
— Я бы сказала, свинячий кайф. Человек, не посвящающий себя какому-нибудь творчеству, элементарно перегорает на дерьмо.
— Но ведь не все же наделены от рождения художественными талантами!
— А зачем обязательно художественными? К примеру, сварил вкусный суп — вот тебе и творчество; вскопал правильно грядку, вырастил цветок — тоже творчество; отремонтировал сам бытовой прибор, разобрался в каком-нибудь механизме, что-то переделал, улучшил, изобрел — тоже творчество. Был бы интерес…
— А мне кажется, — задумчиво произнес Славян, — человек от биоробота отличается тем, что имеет личность. Она, в свою очередь, представляет собой вкрапленную в божественную субстанцию — душу — композицию из мыслей, чувств, переживаний, ощущений, желаний, стремлений и т. д.
— Разумеется, — вставила Катька.
— Даже две ягоды, собранные с разных ветвей одного и того же куста, зачастую имеют разный вкус. А человеческая личность, формируемая под воздействием миллиардов мини-факторов, и подавно отличается индивидуальностью и неповторимостью. Интересно, к примеру, что неразлучные сиамские близнецы и те имеют на многие вопросы бытия совершенно непохожие взгляды, хотя их тела обладают общим кровообращением и вся их жизнь, естественно, протекает в одних и тех же социальных условиях. Но на становление личности как раз влияет неожиданно брошенный куда-то взгляд, случайно подмеченная деталь, шальная мысль, таинственный сон и т. д. и т. п.
— Действительно, интересно, — поддержала собеседника Катерина.
— В итоге, два неразрывно идущих по жизни индивидуума имеют каждый свою обособленную личность… Вот что отличает человека от всех других созданий. — Завершив высокопарный монолог. Славян затих и как-тo сник.
Именно такая мысль, которая неожиданно меняет все предыдущее мировоззрение, сейчас застряла в его мозгу, мучительно жгла сердце, пыталась вырваться наружу. Гринчанка, заметив перемену в настроении спутника, подбодрила:
— Не вешай нос, Славян, выберемся. Что это ты ударился в философию?
— Знаешь, Кать, не называй меня больше так.
— Почему?
— Никакой я не Славян.
— Но кочевники-то обращались к тебе именно так.
— У меня много псевдонимов и кличек. В этом племени ко мне так, в другом — по-иному.
— Какое ж имя тебе дали родители?
— Георгий.