– Глупости не болтай, – строго сказал Греков. – Может, ты через месяц здорова будешь.
– Тогда заберу, – согласилась она.
– Я думаю, они как раз на лечение понадобятся. От бесплатного лечения и с гриппом загнешься.
– На лечение они тратиться не будут, – жестко сказала Женька. – Это деньги моих детей. А мне что суждено, то суждено. Об одном только тебя прошу: как ты к Машке ни будешь относиться, но за ее материальным благополучием проследи, пожалуйста. У меня ведь действительно никого больше нет.
У Женьки вновь выступили слезы, да Греков и сам чувствовал давным-давно забытую резь в глазах.
– Пожалуйста, не разлучай детей, – совсем тихо попросила бывшая жена.
– Как я это сделаю? – тихо спросил он.
– Не знаю. Может, няньку найдешь. Комнату докупишь, чтобы Машка рядом жила. Хотя бы в одном доме. Им нельзя разлучаться.
Греков молчал. Она поняла его молчание по-своему и принялась горячо шептать:
– У меня там квартира осталась, гараж, две машины. Товара еще немного. Я все записала на тебя…
– В каком смысле? – удивился Греков.
– Вот смотри. – Она достала из той же сумочки сложенную смятую бумажку, которая, несмотря на несерьезность ее вида, была украшена гербовой печатью нотариата. – Не на них же оставлять? Им ничего не достанется, ты же понимаешь. На тебя вся надежда, я тебе сразу сказала.
И тут в разговор вступило третье лицо.
Похоже, Лешка с самого начала не спал, а подслушивал под дверью.
В майке и трусах вошел в комнату, лицо заплаканное, но скулы сведены: хоть маленький – а мужик. Таким его Греков еще не видел.
– Я без Машки у тебя жить не буду, – просто сказал он Грекову.
– А тебе не кажется, что ты еще маловат так со взрослыми разговаривать? – жестко заметил отец.
– Извини, – неожиданно смутился Лешка. Ему было прохладно, он обхватил себя руками. Все-таки для своих двенадцати лет он был очень маленьким и щуплым, решил про себя Греков.
А закончил сынок почти как и начал:
– Мы с Машкой вместе. Хоть к тебе, хоть в детдом. – И, не выдержав напряжения, бросился, как недавно младшая сестренка, к маме, ища успокоения в ее теплых руках. Женька обняла его, обхватила, как птенчика, и тихо гладила по взъерошенной макушке.
– Хватит! – чуть не заорал Греков, поняв, что еще секунда – и он сам зарыдает. Да только утешительных объятий ему в его возрасте уже не найти. – Хватит, – уже спокойнее повторил он. – Мама жива, хотя и нездорова. Будем ее лечить и надеяться на лучшее. А в детдоме ты никогда жить не будешь, понял, сынок?
Тот, зарывшись лицом в мамину пушистую кофту, молча кивнул.
– И с Машей будет все нормально, – подвел итог отец. – Пока не знаю как, но на улице не останется. И давай успокаиваться. Дальше будем жить без истерик. Хорошо?