Отпусти кого любишь (Гольман) - страница 43

– Господи, да ты просто маньяк! – оценила будущего супруга Валентина, уже не сопротивляясь и давая ему добраться до всего, чего он хотел. А еще через секунду и она забыла про неудобства: не зря же сексологи советуют супругам для обновления чувств делать это в нестандартной обстановке.


– Насильник, – засмеялась Валентина после возвращения к обычному мироощущению. – Больше с тобой никуда в одиночку не пойду.

– Предлагаешь «групповуху»? – уточнил Греков.

– Дурак, – увесисто шлепнула его пониже спины девушка. – Вроде в возрасте, а дурак. И даже вымыться здесь негде. И ты маньячище вообще, – перечисляла она недостатки ситуации. Или достоинства?


А Греков чего-то вдруг задумался. И в самом деле маньяк. Позавчера – Женька. Вчера – Авдеева. Сегодня – Валентина. Что-то он раздухарился. Надо останавливаться, ведь и в самом деле – не разорваться.


А с другой стороны, «отмазал» он себя, ну сколько ему еще куролесить? Десять лет? Двадцать? А не дай бог, что-то вмешается в его жизнь еще раньше – разве он застрахован от подобного тому, что случилось с Женькой?

Жизнь коротка, и не надо упрекать себя за то, что используешь ее по максимуму.


В общем, оправдал себя Греков вчистую. Но кошки на душе поскребывали: теперь, когда желание схлынуло, стало немного неудобно перед Авдеевой, сидящей с его детьми (он поймал себя на мысли, что так и подумал, во множественном числе), и почему-то перед Женькой, хотя тут уж точно никаких сексуальных неудобств испытывать вроде бы не должен.


Наверное, это из-за того, что он здоров, а она больна, понял Греков. И вспомнил отца. Отец родил его поздно, успев в юности пройти половину великой войны. Причем рядовым, без ранений и в одном и том же взводе. Рассказывал, что из первого состава его взвода осталось двое – он и их санитар, сам дважды побывавший на госпитальной койке. А у отца – ни царапины, хотя медалей – полная грудь.

Так вот, основной душевной заморочкой отца после войны был стыд. Хотя стыдиться точно было нечего – от пуль не прятался, в атаку ходил.

Но отчего-то страшно переживал это чувство – перед погибшими друзьями и их близкими – за то, что сам остался жив.


Еще через сорок минут они сидели в том же ресторанчике и за тем же столиком, откуда совсем недавно ушли столь поспешно.

Еду принесли быстро, и проголодавшийся Егор с удовольствием ее поглощал.

– А решать придется, – продолжила начатое ранее Валентина.

– А ты сама что думаешь? – спросил Греков, хотя уже знал, что та думает. Он и сам думал так же, но что-то мешало ему согласиться с Валентиной.

– Если честно, то двое детей до свадьбы – это много, – сказала Валентина. – Не обижайся, Греков, но Лешка мне будет полуродной. А девочка – вообще чужая. Причем нам обоим.