— Мэри, прошу тебя. От этого будет только хуже.
Она непонимающе смотрела на него.
Лэш поколебался, потом вспомнил, как все было в первый раз, когда он пытался убедить ее на этом же самом крыльце.
— Отрицать что-либо бесполезно, Мэри. Ты снова меня преследуешь — звонишь мне, просматриваешь мою почту. Я хочу, чтобы ты прекратила это, и немедленно.
Мэри молчала, глядя на него. Она будто постарела еще на несколько лет. Затем медленно отвела взгляд и сгорбилась.
— Я просто не могу этого вынести, Мэри. Не сейчас. И потому прошу тебя прекратить, пока снова не стало хуже. Пообещай мне, скажи, что перестанешь. Пожалуйста, не вынуждай меня…
Она снова посмотрела на него, и он увидел в ее глазах гнев.
— Это что, какая-то жестокая шутка? — бросила она. — Посмотри на меня. Посмотри на мой дом. В нем почти нет мебели. Я лишилась права на опеку над ребенком. Мне приходится бороться за то, чтобы видеться с ним через выходные. О боже…
Гнев ее угас столь же быстро, как и возник. Слезы оставляли на щеках размазанные полосы туши.
— Я подчинилась судебному распоряжению. Я сделала все, что ты хотел.
— Тогда почему я опять не получаю почту, Мэри? Откуда эти молчаливые телефонные звонки?
— Думаешь, это я? Думаешь, я могла бы продолжать после всего, что случилось… после того, что твой судья сделал с моей жизнью, с моим…
Слова прервались рыданиями.
Лэш колебался, не зная, что сказать. Ее гнев и горе выглядели совершенно неподдельными. Но такие пациенты, как Мэри Инглиш, действительно испытывали гнев, печаль и отчаяние — только неверно направленные. И прекрасно умели использовать их, обращая против тебя, делая виноватым во всем тебя, а не их…
— Как ты посмел прийти и издеваться надо мной? — рыдала она. — Ты психолог, ты должен помогать людям…
Лэш стоял на пороге, чувствуя себя все больше сбитым с толку и дожидаясь, когда женщина возьмет себя в руки. Наконец она перестала плакать и выпрямилась.
— Как я могла так ошибиться? — тихо спросила она. — Раньше я считала тебя человеком, которого тревожит судьба других, даже в чем-то слегка таинственным. — Она быстрым движением смахнула слезу. — Но знаешь, что я поняла, лежа без сна в пустом доме? Твоя тайна — это тайна человека, который скрывает свою духовную пустоту. Человека, которому нечего дать другим.
Протянув руку, она нашла стоящую на столике коробочку с салфетками и выругалась, обнаружив, что та пуста.
— Убирайся, — тихо сказала она, избегая его взгляда. — Уходи, прошу тебя. Оставь меня в покое.
Лэш продолжал смотреть на нее. По профессиональной привычке ему в голову пришло несколько типичных ответов, но ни один из них не выглядел подходящим. Он лишь кивнул, повернулся и ушел.