А его автомобили? А болиды? Последнее приобретение — всеми проклятый «Тристан-14», самая капризная модель… Что? Дорогая? А сколько, по-вашему, стоит подобный специалист? Разумеется, я платил. Кстати, Олег, во-первых, стоит таких денег, а во-вторых, цену его работы всегда определяю я сам, и он не спорит. Хотя мог бы. Да.
Что с болидом? Да ничего с болидом, я просто привел его как пример. Модель экспериментальная, самая сложная, про четырнадцатые «Тристаны» чего только не говорят. Вы знаете, как Олег любит развлекаться? Он летает в грозовом фронте. Так-то вот. А на машине хоть бы краска поцарапалась.
И с автомобилями то же самое. Ведь невозможно по нашим дорогам ездить под четыреста километров… Нет, извините, я к преувеличениям не склонен. Вы поймите: эти твари его любят. Твари — определение неуместное, но как еще прикажете называть предметы, недвусмысленно выражающие свою привязанность? Я это слово использую для доступности, для яркости образа, если угодно.
Вы вот высказывали претензии по поводу того, что у меня нет ни одной фотографии Олега, ни одного его, так сказать, реального изображения. Полагаете, я ни разу не пробован? Пробовал. Поначалу. Но, знаете ли, постоянно что-то мешало. То пленка засветится. То батарейки вдруг сядут. До смешного доходило: я забывал снять крышку с объектива. М-да.
Лето на Урале в этом году выдалось жаркое. Еще теплее, чем прошлогоднее. Тридцать пять градусов в тени — метеорологи диву давались, а похолодания все никак не предвиделось.
Небо над Екатеринбургом было темно-синим и вязким, как гуашь. Между небом и крышами дрожало мерцающее марево.
— Дышит город, — заметил Зверь, останавливая машину и кивая на призрачно трепещущий воздух, — греется. Знаете, сколько людей умирает в такую жару? Города любят, когда люди дохнут. Выметайтесь, магистр. Спуститесь по улице вниз и, через сад, к церкви. Когда войдете в молельный зал, вспомните то, что я приказал вам, и выполните приказ. Вперед.
Смольников медленно шел по аллеям старинного сада. Мимо огромных деревьев с густой, темной листвой по берегу неглубокого, гладкого пруда с белой ротондой, молча застывшей над водным зеркалом. По узкой аллее, чуть в гору, к синеющей за белым приземистым дворцом златокупольной церкви.
Было тихо. Почти безлюдно. В прохладной тени звенели робкие городские комары. Никому, кроме них, не было дела до главы государственного департамента, неспешной походкой идущего под шепчущимися кронами старых-старых лип.
Мощенная плитами площадь перед папертью тоже была безлюдна. Только побирушки выжидательно крестились, опустив глаза, не глядя на импозантного мужчину в дорогом длинном плаще.