— Мрыс знает что! — пробормотал Эгмонт, провожая парочку взглядом.
— Он хороший эмпат, — невпопад ответила Лерикас. — Он чует силу. И это нормально.
Она вдруг усмехнулась.
— И потом, он мужчина, а Яльга, согласись, — очень привлекательная девушка, уж не говоря о том, что княжна. Чему тут удивляться?
Рихтер покосился на нее, но ничего не ответил.
Мы не торопясь позавтракали и вернулись на внутренний двор.
Уже совсем рассвело. Небо стало чистым и голубым, только на востоке пока виднелась размытая розоватая полоса. В тени было холодно, на солнце — почти тепло, а во дворе резко прибавилось народу.
Это были провожающие, и я почувствовала, как в животе у меня сжалось что-то очень холодное. Пан Богуслав — ну ладно, здесь как-нибудь разберемся. Ежи и Михал — уже сложнее, но пару слов для них я, наверное, отыщу. Но что я могу сказать пану воеводе?!
Я оглянулась на замок и поняла, что наша сумасшедшая дорога и впрямь подходит к концу. Мы возвращаемся туда, откуда ушли; круг замкнут, змея кусает свой хвост, но нам уже никогда не сделаться прежними. Слепой треугольник; северные города; Старые Земли; Драконий Хребет; Конунгат; Хенгернский замок…
Даркуцкий кряж.
Мне не влезть в сброшенную кожу. И это, наверное, к лучшему.
— Панна моя… — первым заговорил отважный хорунжий.
На плече его виднелся бантик — кривоватый, чуть припачканный и прожженный в нескольких местах. Бантику здорово досталось на поле несостоявшейся битвы. «Вот чара пролетела, и ого!» — вспомнилась мне старая песенка. Ну что же, здесь горы, а в горах бывает эхо, так что «ого» могло не раз повториться…
— Я вас никогда не забуду, мой отважный рыцарь, — честно пообещала я, поправив сбившийся бантик, и повернулась к Ежи и Михалу. Братья выглядели немного разочарованными, и я не понимала почему. Радоваться же надо: я уезжаю!..
— Ну… до встречи, сестра! — солидно произнес Ежи.
Михал молча кивнул. Я хотела сказать что-то серьезное, но не сдержалась и выпалила:
— Если где-нибудь наметится подходящая война, я вас сразу извещу!
— Спасибо! — хором просияли младшие Леснивецкие.
Мы с князем посмотрели друг на друга.
«Ну, что тебе сказать?! — тоскливо подумала я. — Я ведь даже отцом тебя назвать не могу — не потому что не хочу, а просто врать некрасиво! Пообещать, что вернусь? А оно тебе вообще надо?»
Князь молчал. Он тоже не знал, что сказать. И я уже готова была ляпнуть любую глупость, чтобы только прекратить это затянувшееся молчание, когда он вытолкнул:
— Божьи мельницы мелют медленно. Чему суждено случиться, то случится.
Я коснулась сережек и невпопад ответила: