— Но вы не можете просто так простить меня и принять вот это! — она выпятила живот.
— Я могу простить вас, потому как всякий, даже умудренный жизненным опытом человек делает ошибки. Вы слишком молоды, вы ошиблись, поскользнулись. Позвольте подставить вам руку и уберечь от падения! А то, что касается вашего дитя…
Он замолк на секунду, принимая решение, а затем выдохнул:
— Здесь я вижу один выход. Если вы пожелаете, я снова предлагаю вам стать моей женой. Мы постараемся заключить брак как можно скорее, и родившийся ребенок будет носить имя, мое имя! Таким образом, через некоторое время мы сможем вернуться домой, и вся эта история умрет.
Надя не верила собственным ушам. Не может быть, чтобы Роев говорил искренне.
— Вы хотите сказать, что примете меня такой, какой я теперь стала, примете моего несчастного ребенка, будете растить его как своего и никогда не вспомните, что зачат он был от вашего соперника?
— Именно так я и хочу поступить! — твердо заявил Владимир, — а что касается вас, я думаю, вы остались прежней, чистой и искренней. Только сейчас вы очень одиноки, несчастны и испуганы. Доверьтесь мне, Надя, ведь вы знаете меня всю жизнь, я-то вас не обману!
— Володя, Володя! — она начала плакать, — это слишком большая жертва с вашей стороны! Как я могу отплатить вам за то, что вы приняли на себя мое бесчестье!
— Мне многого не надо! — тихо прошептал он, прикасаясь губами к ее волосам. — Люби меня!
— Разве я могу теперь кого-нибудь любить! — Надя закрыла лицо руками.
— Время лечит. Постепенно пройдет горечь унижения. Родится малыш, мы вернемся домой и будем еще счастливы, Наденька!
Доктор Семуньи, стоявший за дверями, удовлетворенно кивал головой, слыша доносившиеся плач и страстные речи.
Суета жизни совсем забросила на обочину происходящих событий княжну Верховскую. После омерзительной сцены в княжеском доме, свидетелем которой стала Лидия, Татьяну Аркадьевну сослали на проживание в загородный дом Верховских под Петербургом. Там она вела скромное и одинокое существование, почти ни с кем не общаясь, не принимая гостей, не делая визитов по соседям и крайне редко появляясь в петербургской квартире. И только тогда, когда новая хозяйка там долго отсутствовала. Княжна не обижалась и не печалилась, более того, она не чувствовала себя виноватой ни в чем, она просто ждала своего часа. Конечно, поначалу ей было тяжело без милого Евгения, но она утешала себя тем, что рано или поздно все произойдет так, как она мечтает. Да и в чем ей упрекать себя, если греха преступной родственной связи на ней не было, ведь она всегда знала тайну происхождения наследника Верховских. Она сотню раз задавала себе вопрос: почему не воспользовалась в своих целях этой тайной? Быть может, и ее жизнь тогда сложилась бы иначе? Но нет, не хотела она терять предмет своего обожания. Это чувство длилось большую часть ее скучной жизни.