Новгородские предложения вызвали отрицательную реакцию великого князя, усмотревшего в них посягательство на свой авторитет как главы государства. «Вы нынеча сами указываете мне, а чините урок, как нашему государству быти», — велел он заявить новгородской делегации. Члены ее вынуждены были сделать вид, что не знают, о чем идет речь: «Великы Новгород низовские пошлины не знают, как государи наши великие князи государьство свое держат в Низовской земли». В ответ на это глава московской делегации князь Иван Юрьевич Патрикеев по приказанию великого князя впервые сформулировал конкретные требования московской стороны: «Вечю колоколу в отчине нашей в Новегороде не быти, посаднику не быти, а государьство нам свое держати; ино на чем великым князем быти в своей отчине; волостем быти, селом быти, как у нас в Низовской земле: а которые земли наши, великих князей, за вами, а то бы было наше». Со своей стороны великий князь «жалует» свою отчину: «Вывода бы не паслися, а в вотчины их не вступаемся, а суду быти в нашей отчине в Новегороде по старине, как в земле суд стоит»>26.
Значение этого заявления трудно переоценить. Перед нами — программа установления московских порядков в Новгородской земле. Основной и исходный пункт этой программы — ликвидация вечевого строя, т.е. полная реконструкция политического устройства Новгорода. В представлении великого князя это и есть «государьство нам свое держати» — непосредственно управлять новгородской «отчиной». С первым пунктом тесно связан второй — создание материальной базы новой государственной власти в Новгородской земле путем организации великокняжеского земледелия («волостем быти, селом быти, как у нас в Низовской земле»). Создание этих владений мыслилось частично в форме «возвращения» новгородцами земель прежних великих князей.
По сравнению с этими конкретными требованиями уступки великого князя носили декларативный, в значительной мере формальный характер, хотя и касались принципиально важных для новгородцев вопросов. Это были обещания, выполнение которых зависело целиком от воли и усмотрения московского правительства: не делать «выводов», не вступаться в вотчины и сохранить старинный суд. Под последним пунктом, видимо, подразумевалось не делать «позвов» в Москву. Сравнение декларации 7 декабря с заявлением, сделанным на вече в мае 1477 г. боярином Федором Давыдовичем, показывает существенную эволюцию московских требований. Если в мае великий князь не посягал формально на вечевое устройство Новгорода, стремясь только к его фактическому подчинению местной администрации, назначенной в столице, то теперь он требовал полной ликвидации вечевого строя. 7 декабря — важнейший рубеж в московско-новгородских переговорах, начало их последнего, решающего этапа: новгородским властям был фактически предъявлен ультиматум.