. Феодальная присяга ставила его в ряды великокняжеских вассалов со всеми их правами и привилегиями
>29. Право «отъезда» — один из устоев системы русского феодального полицентризма — было использовано на этот раз целиком в интересах великокняжеской власти.
Тем временем переговоры все еще тянулись. 19 декабря новгородская делегация снова (в шестой раз) была в ставке и повторно выслушала требование о предоставлении великому князю волостей и сел в Новгородской земле. Почта две недели понадобилось новгородской господе для ответа на это требование, кровно задевавшее ее интересы. Только 1 января 1478 г. «владыка с посадникы и з житьими» (но уже, по-видимому, без «черных» людей, представителей рядовых жителей новгородских концов) «явили» великому князю две волости — Луки Великие и Ржеву Пустую. Этот дар двух пограничных волостей, и без того находившихся под московским влиянием, больше походил на подачку, а потому не вызывает удивления, что он был отвергнут.
Отъезд князя Шуйского, знаменовавший развал в организации обороны города, и, вероятно, усиление выступлений «черни» заставили господу поторопиться пойти на новые уступки[35]. Уже 4 января, на восьмой встрече делегатов, владыка «с теми же прежереченными» «явил» великому князю десять волостей: четыре владычных, три — Юрьевского монастыря, по одной — Благовещенского и Антоньева монастырей, Тубас, «да чьи в Торжку земли владычных и боярских и монастырских и всех Новгородцев и (чьих) земли ни буди». В отношении торжковских земель это была опять примитивная попытка надувательства, стремление как можно дешевле отделаться от московских требований: Торжок уже давно принадлежал Москве, что признавали и сами новгородцы. Но московское правительство не попалось на такую уловку. В ответ на просьбу, «чтобы сам государь умыслил… колко ему волостей взяти», новгородские делегаты услышали категорическое требование: «Взяти ми половину всех волостей владычных да и монастырских, да новоторжскые, чьи ни буди». Великий князь вовсе не собирался считаться с имущественными интересами новгородских церковных магнатов и сохранять за ними огромные вотчины — основу их политического и экономического могущества. Новгородская господа просчиталась, надеясь купить мир ценою ничтожных материальных уступок. Однако выбора у нее не оставалось. 6 января новгородская делегация принесла согласие на это требование, сопроводив его челобитьем, чтобы не брали земель у «убогих» монастырей. Московская сторона потребовала составления точного списка половины владычных и монастырских волостей, «а не утаили бы ничего, а что утаят, ино то земли великих князей». Список был представлен уже на следующий день — времени терять не приходилось. В последнюю минуту великий князь «пожаловал» владыку, взяв у него не половину всех волостей, а «только» десять, в которых, однако, было более 230 новгородских сох, т.е. не менее 700 крестьянских участков — обеж (считая по-новгородски в сохе по три обжи). У шести крупнейших монастырей — Юрьева, Аркажского, Благовещенского, Никольского Неревского, Антоньева и Михайловского — в конфискованной половине оказалось более 1700 обеж, а в шести селах, бывших прежде за князем Василием Шуйским, — 78 сох, т.е. 234 обжи. Всего в руки великого князя попало более 2700 обеж, не считая новоторжских земель, размер которых не указан, и волости Пирос, оцененной в 82 куницы