Абаасы молча, сидел у священного огня и со страхом взирал на приемного отца. Его не тревожили удары грома, отец уже научил его управлять силами стихии, он сидел, задумавшись, целиком уйдя в свои мысли. Великий Берке закончил жертвоприношение, откинул промокший входной полог и с силой швырнул наружу глиняную посудину оземь. От удара чаша разбилась, Берке вышел под дождь, подобрал черепки, вернулся к огню и долго разглядывал их, словно пытаясь что-то предугадать.
– Зачем ты разбил чашу, отец? – задал вопрос Абаасы.
Берке отвлекся, сел на ковер напротив сына и тихо произнес:
– Чтобы никто не воспользовался ею, принося жертву богам. От чего ты грустишь, Абаасы?
– Что-то тоска забралась в душу.
– Тоска говоришь, а с чего бы это?
– Был я вчера в стойбище Ата хана. Люди праздновали. У него родилась дочь, кажется, ее назвали Ай-наазы.
– Я же запретил тебе ходить туда?
– Прости отец, но мне так хотелось посмотреть на народные гулянья, на веселящихся людей, на молодых девушек, что я не смог удержаться и нарушил твой запред.
Берке молча, посмотрел на приемного сына. Душевные противоречия раздирали его сердце.
– Рассказать ли сыну о своем видении? – мучился вопросом Великий кам.
Наконец, он заговорил:
– До сегодняшнего дня ты был веселым юношей. Скакал на коне по степи, вникал в мои премудрости, забавлялся охотой, находил утеху в деле ратном. Что же случилось теперь, говоришь, печаль закралась в сердце? Что же стряслось с тобой?
– Люди, отец. Почему люди так жестоки? Может быть, все это из-за моего уродства? Все боятся и гонят меня, страшатся гнева твоего, почему в этом мире все так сложно, ответь отец?
– Люди?! – Берке долго и как-то растерянно глядел на приемного сына. – Люди… Вот оно что! Ну, значит, время твое настало. Помни, сын мой, чему я тебя учил и никому не доверяй своих мыслей!
– Никому? – удивился Абаасы. – Не понимаю. Может, отец, ты откроешь мне секрет мудрости жизни?
– Сейчас тебе это трудно будет понять. Ты молод, ты не жил среди людей и еще не знаешь беды. А я, обжегся в свое время, как тот мотылек, что летел на свет и упал опаленный языками пламени.
Абаасы поднял удивленный взгляд.
– Что так сильно тревожит вас в людях, отец?
– Их непостоянство и коварство! Не знаю, встретишь ли ты в жизни настоящих друзей, но вот врагов наверняка!
Подняв густые брови, Берке пристально поглядел в глаза приемному сыну.
– Прости меня, Абаасы, громко и решительно вновь заговорил он. – Долгое время я скрывал от тебя правду. Может ее и не стоит тебе рассказывать, но она тяжким камнем лежит у меня на сердце.