— Это ты мне, латиночка?
— Смотрите, куда идете!
— Пошла в жопу, поняла?
Она уже открыла рот, чтобы что-то ответить, но, оценив его ухмылку, поостереглась и, бросив гневный взгляд через плечо, вышла из вагона. Тем временем на другой стороне платформы остановился экспресс, и несколько пассажиров поспешно перешли оттуда в «Пэлем Сто двадцать три». Уэлком глянул в задний конец вагона и затем стал продвигаться в противоположную сторону, нагло разглядывая пассажиров по обе стороны прохода. Он перешел в следующий вагон, и едва за ним захлопнулась дверь, поезд тронулся с таким рывком, что Уэлком чуть не грохнулся на пол. С трудом поймав равновесие, он бросил свирепый взгляд в сторону машиниста, находившегося на расстоянии восьми вагонов от него.
— Мать твою, — сказал Уэлком громко. — Где вас только учат водить эти чертовы поезда…
Не меняя выражения лица, он двинулся дальше, скользя взглядом по пассажирам. Ничтожные людишки. Серая масса. Но ни одного копа и никого, кто был бы похож на героя. Он шел уверенно, громкий стук его башмаков приковывал внимание окружающих. Уэлкому льстило, что столько народу провожает его глазами, но еще больше ему нравилось, когда люди отворачивались под его пристальным взглядом, ну точь-в-точь как падают железные уточки в тире, подбитые метким выстрелом. Он никогда не промахивался. Бах, бах — и готово. Все дело было в его глазах. Occhi violenti, говорил его дядя, «жестокие глаза». И он знал, как их использовать, чтобы напугать человека до полусмерти.
В пятом вагоне, в дальнем конце, он увидел Стивера. Тот сидел, глядя перед собой пустым и безучастным взглядом. Уэлком взглянул на него, но Стивер сделал вид, что не заметил взгляда. Переходя в следующий вагон, Уэлком покосился на кондуктора — юного жеребчика, одетого в отутюженную синюю форму с золотой кокардой Транспортного управления. Уэлком поспешил дальше и к моменту, когда поезд стал замедлять ход, был уже в первом вагоне. Он прислонился спиной к двери и поставил чемодан на пол, между носками своих испанских туфель.
— «33-я улица», станция «33-я улица».
Голос у проводника был высокий, но сильный и, пройдя сквозь недра усилителя, превращался в глас гиганта, а на самом-то деле, подумал Уэлком, это всего лишь бледный рыжий недомерок, двинь ему хорошенько — челюсть и лопнет как фарфоровая. Мелькнувшее перед глазами видение — челюсть, разлетающаяся, как хрупкая чайная чашка, — на миг вызвало у Джо улыбку, но он тут же вспомнил Стивера: сидит там, как колода, с дурацкой цветочной коробкой. Уэлком нахмурился. Стивер, как он есть, тупая обезьяна. Гора мускулов, и только-то. Ни капли мозгов. Стивер. С цветочной коробкой, надо же.