Бристоль, по всей видимости, был в особенно жестоком грибном угаре. Он медленно, словно боялся разбить, отложил самопальную кисть, размашистым хлопком приляпал очередной выпуск «Вокзалки» и отстранился, дабы полюбоваться содеянным. Трудно сказать, какие феерии в тот момент разыгрывались перед его взором, но результатом удолбыш остался доволен.
Плевать, что газета висела вверх ногами.
И как только этот торчок умудряется материалы собирать, а затем писать в меру грамотные тексты?..
— Слыхал новость? — обратился он ко мне, кося глазом с непомерно расширенным даже для сумрачных условий подземки зрачком. — Московская утром сгорела.
По ребрам растекся мерзкий холодок.
Там же восстановленный перегон, таможня, куча народу всегда обретается. На днях собирались торжественно открывать туннельное сообщение между Городом и Безымянкой...
Там, в заброшенном бомбоубежище, мы встречаемся с Евой.
— Как? — только и смог выдавить я сквозь зубы.
Бристоль повернул свою большую, похожую на лошадиную башку, пристально всмотрелся в меня сквозь пелену наркотического угара и ухмыльнулся:
— Шучу, шу-у-учу-у-у.
Информация доходила до сознания пару секунд. Когда, наконец, дошла, я глубоко вдохнул и выдохнул через нос. Врезать бы ему с ноги, да толку-то? Ноль.
— Дегенерат, — обронил я и пошел к душевой.
— Ой-ой-ой, что вы, что вы... Подумаешь, пошутил не так. Всё им не так... Быдло департаментское, — бросил в спину Бристоль. — Тебя Вакса искал.
Прачкой у нас работала толстая баба Даша с заскорузлой кожей на серых, неженственных пальцах. В целом она была добродушной теткой, но уж больно ворчливой. А после того, как потеряла три года назад в пограничном А рейде мужа, за ней числился маленький бзик: раз в год уходила в туннель и выла там несколько часов кряду. Потом возвращалась и как ни в чем не бывало проматывала свою тихую станционную жизнь дальше.
Завидев меня, баба Даша покачала крупной головой и печально сложила брови.
— Дезраствора и так не хватает, а он наружу шляется. Чем платишь?
Я достал из кармашка портупеи скрученный до половины тюбик зубной пасты, выигранный намедни у Окунёва в кости. Глазки бабы Даши вспыхнули на мгновение и тут же вновь погасли. Ее большая ладонь слизнула с моей руки драгоценность и упрятала во внутренности спецовки.
— Давай. — Она натянула резиновые перчатки, взяла пакет с одеждой и ботинки. — Но имей в виду: душ холодный.
— Потерплю. Но за пасту будешь должна еще две стирки.
Вода, сочащаяся из лейки, и впрямь была ледяной. То ли с утра тэны не включали, то ли уже успели спустить из баков теплый объем.