Белая королева (Грегори) - страница 313

И я, несмотря на всю свою привычную осторожность и все свои страхи, вновь начала надеяться. Мне все чаще приходило в голову, что, если король Ричард женится на моей дочери Елизавете и сделает ее своей королевой, я снова с полным на то основанием вернусь ко двору и займу подобающее мне место королевы-матери. А потом, убедившись, что Ричарду действительно можно доверять, смогу и за своим сыном послать.

Если Ричард сохранит верность своему слову и назовет моего мальчика наследником, тогда мы будем восстановлены в своих правах, мой сын займет то место, для которого и был рожден, а дочь станет королевой Англии. Все, конечно, будет не совсем так, как рассчитывали мы с Эдуардом, произведя на свет принца Уэльского и герцога Йоркского. Тогда мы оба не сомневались — два молодых дурака! — что будем жить вечно. И все же результат, вполне возможно, окажется не таким уж плохим. Особенно если Елизавета действительно выйдет замуж по любви и станет королевой, а мой сын впоследствии сменит на троне Ричарда — тогда все еще может сложиться очень даже хорошо.

Я же, как только вновь появлюсь при дворе и обрету должную власть, сразу пошлю людей разыскивать тело моего сына Эдуарда, где бы оно ни находилось. Было ли оно спрятано под одной из лестниц Тауэра, как заверял нас Генрих Тюдор; или же брошено в реку, как он же потом признавался; или тело оставили в каком-то темном чулане, а может, тайно похоронили в освященной земле близ церкви или даже в часовне. Так или иначе, я найду тело своего сына и выслежу его убийц! И я выясню, что именно произошло тогда в Тауэре: был ли мой мальчик похищен, погиб ли случайно во время схватки с преступниками, или же он позволил, чтобы его увезли, а потом умер где-то от неизвестного недуга. А может, его зверски умертвили в Тауэре и там же закопали, как утверждал Генрих Тюдор. Но я непременно все узнаю, все до конца, и похороню сына с подобающими принцу крови почестями, а потом закажу мессу во спасение его души, которую должны будут служить вечно.

Елизавета, прислав мне коротенькое письмо, сообщила лишь об ухудшающемся здоровье королевы. Впрочем, ни о чем другом сообщать и не было нужды: мы обе прекрасно понимали, что, если королева умрет, уже не будет необходимости ни отправлять ее в монастырь, ни аннулировать ее права: она и так уберется с дороги самым простым и удобным для всех способом. Елизавета писала, что королева сломлена своими несчастьями и постоянно пребывает в глубокой печали, она без видимой причины плачет часами, а король ее почти не навещает. Моя дочь отметила это, как и подобает верной фрейлине ее величества, но ни словом не обмолвилась, что при всяком удобном случае сама выскакивает из комнаты больной Анны и прогуливается с королем по саду. Интересно, думала я, не говорят ли ей и Ричарду белые бутоны на зеленой изгороди и веселые маргаритки на лужайке, что жизнь полна радости, но мимолетна, как и всякая весна? Ведь больной королеве эти цветы наверняка напоминают, что жизнь не только мимолетна, но и весьма печальна.