6 Jevons. Introduction to the History of Religion, 1896. Более конкретно см. р. Ill, 115, 160. - Сидни Хартленд присоединяется (Sydney Hartland. Legend of Perseus, t. II, ch. XV) к теории Робертсона-Смита.
7 Frazer. Golden Bough, chap. III.
8 Mannhardt. Wald undFeldkulte. Berlin: 1875, 2 vol. Его же: Mythologische Forschungen. Strasbourg: 1884. которой люди должны были уподобляться богам, возникает аграрное жертвоприношение, где для соединения с божеством полей в конце годичного цикла его жизни его убивали и потом съедали. В то же время он отметил, что, как нередко считалось, приносимый в жертву старый бог (может быть, из-за ряда табу, связанных с ним) уносит с собой болезнь, смерть, грех, играя роль искупительной жертвы, козла отпущения. Однако, хотя идея изгнания в этих жертвоприношениях была отчетливо выражена, все-таки Фрэзеру представлялось, что искупление проистекает из причащения. Фрэзер скорее намеревался дополнить теорию Робертсон-Смита, чем оспорить ее.
Крупный недостаток этой системы заключался в стремлении объединить столь многообразные формы жертвоприношения по произвольно выбранному принципу. Прежде всего, универсальность тотемизма, являющаяся исходным пунктом всей теории, представляет собой всего лишь постулат. Тотемизм в чистом виде обнаружен лишь у некоторых изолированных племен Австралии и Америки. Положить его в основу всех териоморфных культов - значит выдвигать гипотезу, возможно, бесполезную и, по крайней мере, недоказуемую. Особенно трудно найти чисто тотемические жертвоприношения. Фрэзер сам признал, что тотемная жертва нередко входила в состав аграрного культа. В других случаях мнимые тотемы - это представители вида животных, от которого зависит жизнь племени, будь то домашний скот, основная дичь или, напротив, особо опасный зверь. По крайней мере, необходимо подробное описание определенного числа таких церемоний, а именно этого и недостает.
Но примем на миг эту первую гипотезу, какой бы спорной она ни была. Уязвима для критики сама цепочка доказательств. Слабым местом этого учения является историческая преемственность и логическая связь, которые, по мнению Робертсон-Смита, устанавливаются между жертвой-причащением и другими типами жертвоприношения. Нет ничего более сомнительного. Любая попытка сравнительной хронологии арабских, древнееврейских и прочих жертвоприношений, изученных им, оказывается роковой неудачей. Казалось бы, наиболее простые формы известны лишь из поздних источников. Сама их простота может быть результатом неполноты документальных свидетельств. Во всяком случае, она вовсе не говорит об их первичности. Если обратиться к данным истории и этнографии, везде искупление встречается бок о бок с причащением. Впрочем, расплывчатый термин "искупление" позволяет Робертсон-Смиту описать под одним названием и в одних выражениях обряды очищения, умилостивления и' искупления; именно эта путаница и мешает ему исследовать искупительное приношение. Конечно, за этими жертвоприношениями обычно следует примирение с богом: жертвенная трапеза, кропление кровью, помазание восстанавливают связь с ним. Но для Робертсон-Смита очистительное свойство этих видов жертвоприношения заключено именно в самих причащающих ритуалах; таким образом, идея искупления поглощается идеей причащения. Несомненно, он констатирует, в каких-то крайних или упрощенных формах, 12