— Ваш сын, конечно, знает… о матери?
— Не думаю. Хотя не знаю, мы об этом никогда не говорили. Надеюсь, он не знает. Не потому, что меня мучает раскаяние, я поступил бы снова так же. Я не делаю вида, что в Мануэле нашел именно такого сына, какого хотел бы, если бы выбирал сам, и это можно было делать по заказу. Он — аргентинец, я — из Иллинойса. Но он носит мое имя, и у него голова на плечах. Он, я надеюсь, женится на американской девушке, и тогда можно будет сравнять счет.
— Несомненно. — Вульф так и не притронулся к стакану с пивом, пена в нем осела, оно напоминало по цвету остывший чай. Наконец он взял стакан и выпил.
— Да, мистер Кимболл, вы изложили свою точку зрения — вам причинили зло. Но вы, как бы это выразиться, сами приняли меры. Если считать, что зло было также причинено вашему сыну, вы теперь вполне успешно возместили это. Ваша исповедь, пожалуй, не лучше моей. Волей-неволей я все же признаю свою вину. Как сказал бы мистер Гудвин, тут уж не выкрутишься. Но если ваш сын тоже страдает от этого зла?
— Нет!
— А если такое возможно?
Я увидел, как опустил глаза Кимболл, и понимал его. Я знал, как бывает трудно иногда выдержать взгляд Ниро Вульфа. Но, казалось, что Кимболл, удачливый торговец, застрахован от такого. А вот нет, дрогнул. И не пытался скрыть этого. Он внезапно встал.
— Нет, не страдает, — повторил он. — Я не воспользовался вашим признанием в своих целях, как вы, мистер Вульф, — бросил он в лицо Вульфу.
— У вас есть еще возможность, — ответил Вульф, не шелохнувшись в кресле. — Можете использовать любые свои преимущества. Давайте начистоту. Невиновному нечего меня бояться. — Он взглянул на часы. — Через пять минут у меня ланч. Приглашаю вас разделить его со мной. Я в друзья не навязываюсь, просто к вам и к другим в нашем положении у меня нет неприязни. Тридцать лет назад, мистер Кимболл, вас постигло горькое разочарование, и вы действовали решительно. А сейчас растерялись. Давайте подумаем, что можно сделать. Оставайтесь.
Но Кимболл отказался. Мне показалось, что впервые он выглядел испуганным. Ему хотелось как можно скорее убраться отсюда, но я не понимал почему.
Вульф попытался еще раз уговорить его остаться. Но, видимо, у Кимболла не было желания сделать это. Испуг исчез, он стал сама любезность. Воскликнув в какой уже раз, — «Господи!» по поводу того, что так задержался, он упрекнул Вульфа, что тот так и не сказал ему, как избавиться от надоеданий полиции, и, выразив надежду, что разговор останется между ними, откланялся.
Я проводил его до входной двери и предложил отвезти в контору, но он отказался, сказав, что поймает такси. Я смотрел ему вслед со ступеней крыльца и убедился, что его ноги сохранили кривизну, отличающую бывалых наездников.