Стоял июнь, циновки на стеклянных стенах теплиц были подняты, и шаловливые солнечные зайчики бегали по листьям и гордым головкам цветов. Меня всегда завораживала эта игра красок и света, и мне не терпелось узнать, какое впечатление это произведет на Сару Барстоу. Но, видимо, ей и мне одинаково трудно было тут же полностью переключиться на созерцание этого великолепия. Я догадывался, о чем она думала, а у меня из головы не шло объявление ее матери в газете. Правда, девушка из вежливости сделала вид, что заинтересовалась рядами каттлей, теми, что были к ней поближе. Я, следивший за выражением ее лица, однако сразу заметил, когда интерес стал искренним. Она вдруг сама подошла к боковой скамье, где стояло не более двух десятков горшков с лелиокаттлеями светозарными. Это меня обрадовало, ибо это был мой любимый сорт орхидей. Я остановился за ее спиной.
— Невероятно, — тихо промолвила она. — Никогда еще не видела таких удивительных красок.
— Да, это гибрид двух сортов. В природе их не существует.
С этой минуты она уже по-настоящему заинтересовалась всем, что видела. Когда мы остановились у брассокаттлелий трюфотиана, я срезал для нее два цветка. Экскурсия по оранжерее, как положено, сопровождалась моими краткими комментариями, как был получен тот или иной сорт, но, кажется, ее это мало интересовало. Мы прошли в следующую комнату, и тут меня ждало разочарование. Саре, оказывается, больше понравились одонтоглоссумы, чем каттлеи и их гибриды. Я решил, что это потому, что одонтоглоссумы ценятся дороже и их труднее выращивать. Но я ошибся. Оказалось, она ничего этого не знала. О вкусах не спорят, огорченно подумал я. Но самым большим сюрпризом было другое. Покидая оранжерею, она вдруг увидела малютку мильтонию голубую и пришла в неописуемый восторг от изящества ее лепестков. Я рассеянно соглашался, думая уже о другом, ибо моя голова была занята догадками, что Вульф намерен делать дальше. Наконец появился Фриц. С почтительным поклоном он по всем правилам объявил, что Вульф ждет нас. Ухмыльнувшись про себя, я хотел было легонько ткнуть его пальцем в ребро, но передумал, ибо знал, что уж этого он мне не простит никогда.
Вульф сидел в той же позе, в какой мы его оставили, и, казалось, что он не покидал своего кресла. Он кивком пригласил мисс Барстоу и меня сесть и не выказывая нетерпения, ждал, когда мы это сделаем.
— Вам понравились цветы? — спросил он, когда мы уселись, обращаясь, разумеется, к мисс Барстоу.
— О, они просто великолепны! — воскликнула девушка, и я увидел, что теперь она смотрит на Вульфа совсем иными глазами. — Но слишком много красоты…