— а эти слова принадлежат израненному человеку, но он почему-то очень знаком Хору.
Всполох!
«Мы сами оценим поступки своего духа через тысячелетия, не помня лиц тех, кто их совершал… Вселенная пустит нас к звездам лишь тогда, когда мы найдем гармонию меж тонким и грубым», — звучит чей-то тихий-тихий голос, но отзывается он звучным эхом во всем существе юноши.
Всполох!
Лицо матери, идущей на отчаянный поступок и теряющей власть во имя сыновей и прекращения бесконечной войны:
«Иногда нужно жертвовать… Ради них. Не мужчины рожали их в муках, мужчинам неведомы жертвы, на которые мы идем ради наших детей»…
Всполох!
«Воистину, ты готов к испытаниям, мой мальчик! Но помни: будь бесстрашен, но не будь безжалостен»…
И прекрасное, спокойное лицо Усира, отца, тает в темноте Дуата.
А на его месте возникает иной лик. Того, кого еще мгновение назад мечтал истребить юный Хор.
И воин, сидящий на коне, бьет острием копья в землю возле поверженного воина. Не оттого, что дрогнула рука, не оттого, что Сетх сумел увернуться.
Тогда торжествующе закричала соколица в небесах, ибо поняла она, что сын Исет, вечно юной жены Усира, достоин звания наследника справедливого богоцаря…
Хор же спрыгнул с коня, подошел к своему дяде и, присев рядом с ним на землю, шепнул:
— Я не хочу больше крови. Правь Та-Кеметом. Не стану больше претендовать на трон.
Сетх невесело улыбнулся и покачал головой. Он тоже понял, что из юноши вырос мужчина.
И поднял Ра над своей головою корону объединенного Та-Кемета:
— Хор получил право царствовать на нашей земле! Это решение суда Девятки. Да будет так вовеки веков!
ВТОРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ ИЮЛЯ, ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ. РОСТОВ
Дмитрий и Саша уже третий день жили на острове посреди Дона, в дачном домике Аксеновых. Полузаброшенная дача, заросший сорняками сад, все в первозданном виде. Саша был в восторге. С дядей Димой было очень весело: он был неистощим на выдумку новых игр. Но обещанного приезда мамы все не было, и мальчик начал тревожиться.
— А когда приедет мама, дядя Дима?
Тот задумчиво стоял на берегу и смотрел на затуманенный летним маревом город.
— Что, малыш? — он опустил дотоле сложенные на груди руки и притянул Сашу к себе.
Мальчик прижался к его бедру и поднял русоволосую голову:
— Почему мамы нет так долго?
— Я тоже думаю о твоей маме. Видимо, никак не может решить, какое платье ей надеть. У женщин это бывает. Но она просила, чтобы мы веселились от души, а потому давай-ка поиграем с тобой в рыцарей, мой юный Коорэ.
— Давай! — согласился Саша. — А как меня будут звать?
— А как тебя называет твой папа?