Первое задание (Сысоев) - страница 104

— Он его убьёт, а его поймают!

Владимир Васильевич внимательно посмотрел в широко раскрытые, испуганные глаза и понял, что Тихон опять затеял какую-то авантюру.

— Таня, скажи спокойно: кто его послал и сколько человек пошло с ним на операцию.

— Никто! Один! Пошёл — и всё! Разозлился и пошёл! Я его уговаривала, уговаривала, а он всё равно пошёл!

— Давно?

— Нет, только что.

— Один?

— Один. Я же говорю…

— По какой дороге? — быстро надевая полушубок и шапку, спросил комиссар.

— В сторону ручья.


…Через полчаса насупившийся, злой Тихон сидел в землянке комиссара. Злился он на Таню, которая выдала комиссару его намерения, на себя за то, что не успел нырнуть в кусты от конных партизан, посланных за ним вдогонку, и на комиссара: он чего-то ждал, оттягивая неприятный для Тихона разговор, будто унижать Тихона ему доставляло огромное удовольствие.

А Владимир Васильевич, убедившись, что Тихон немного остыл, спокойно сказал:

— Расскажи, что случилось?

Тихон нахмурился ещё больше и молчал, катая ногой еловую шишку, валявшуюся на полу.

— Что молчишь, герой?

Тихон встал.

— Что говорить-то, всё равно я его убью!

Таня вздрогнула и восхищённо посмотрела на Тихона.

— Может быть, ты внесёшь ясность? — перехватив её взгляд, спросил комиссар.

— Я? — наивно улыбаясь, спросила Таня и покосилась на Владимира Васильевича.

И были в это время на её лице и добрая простота, и чисто девичья лукавинка. Но ненадолго. Через какую-то долю секунды глаза их встретились, и Таня, стыдливо опустив голову, тихо сказала:

— Из-за меня он…

— А… — протянул комиссар, — тогда мне всё ясно.

Он один в отряде знал о трагедии этой девушки и крепко, по-мужски хранил тайну.

Пристально и очень серьёзно посмотрел он на парня.

А Тихон уставился в угол с выражением решимости и обиды.

— Садись, Тихон, что стоять столбом. В ногах правды нет. Скажи, ты любишь Таню? — спросил Владимир Васильевич и перевёл взгляд на Таню.

Тихон не ожидал такого вопроса, но, несмотря на это, не обнаружил ни растерянности, ни смятения. Он ответил твёрдо, с вызовом:

— Люблю!

Ответил таким тоном, в котором явно прослушивалось, что Тихону эта тема, по крайней мере, неприятности не доставляет.

— Прекрасно! Понимаю и приветствую! Как такую не полюбить — умница, красавица! Хорошо, а теперь скажи, зачем же ты хочешь ей принести горе. У неё и так его хватает по горло!

— Я? — испуганно спросил Тихон.

— Конечно.

— Да я для неё…

— Я, да ты, да мы с тобой, — перебил его комиссар, — опять горячка и фокусы, опять всё через пень-колоду да на авось! Пора уже стать посерьёзнее. Пропадёшь, а что с Таней будет? Об этом ты подумал? Нет, конечно. Между прочим, запомни: вспыхнуть вот так, как ты, легче, чем повседневно и разумно вести борьбу. Я знаю, что ты можешь и гору свернуть, но только чтобы с маху! Это ты пустил старый, глупый лозунг по отряду: или грудь в крестах, или голова в кустах?