Но уже через секунду Тихон забыл о внешнем виде девушки — он не мог оторваться от её лица. Это была его мечта, таинственная девушка-пианистка. Она повернула голову и уставила на Тихона свои голубые глаза.
Пауза затянулась.
Но вот в глазах девушки Тихон уловил жалость. Странные, противоречивые чувства овладели им. И как тогда, в гестапо, чувствуя неловкость из-за своей несуразной внешности, он не смог удержаться от бессмысленно-иронической ухмылки.
— Кто это вас так? — прервала неловкое молчание девушка.
— В гестапо, — глухо произнёс он и попытался улыбнуться, но мышцы лица не послушались, и улыбки не получилось. Неожиданно он облегчённо вздохнул, так глубоко и громко, будто стог сена сбросил с плеч. Удивляясь ясности и остроте нахлынувших на него чувств, он с какой-то непонятной ему, необычайной лёгкостью рассказал обо всём, что произошло с ним за последние дни.
Девушка внимательно слушала, и глаза её в это время выражали нечто большее, чем простое сочувствие и любопытство. Тихон почувствовал это, и сердце его защемило больно и сладко.
В лесу стало совсем светло. Тихон улыбнулся девушке как мог — с усилием, криво, а она ответила ему молодо, задорно, но он успел заметить в её глазах какую-то жалкую, быстро угаснувшую искру. И вдруг лицо девушки приняло робкое выражение. Он снова улыбнулся. И она опять ответила ему как-то совершенно по-детски, торопливо и мягко, но уже без задора.
— Как вас зовут? — неожиданно для себя и Тихона спросила она.
— Тихон, — охотно ответил он.
— Тарасов? — глаза её стали круглыми. — Я слышала про вас.
— И я вас знаю. Вас зовут Таней, вы — дочь бургомистра.
— Ну и что? — поджала она губы.
— Ничего, просто я про вас всё до тонкостей знаю!
— Что? — вся вспыхнув, резко спросила она.
— А всё! — с восторгом выпалил он. — Где вы живёте, про музыку и…
— Не нужно, — умоляюще перебила она его и окинула неприязненным взглядом. Из глаз, помимо её желания, потекли слёзы. Кусая губы, Таня еле сдерживала рыдание. Она расстегнула пальто, подставила лицо ветру, но воздуха всё равно не хватало.
Тихон растерялся.
— Таня, Танечка! Перестань плакать. Объясни, в чём дело?
А ей тепло этих слов показалось неестественным и неправдоподобным. «Неужели все уже знают о моём позоре?!» — И она грубо ответила:
— Нечего возле меня вертеться!
Тихон мгновенно обиделся, а она стояла оцепеневшая, неприступная, похожая на взъерошенного воробья.
— Таня?
— Не нужно!
— Что случилось?
— Не твоё дело!
— Танечка!
Она молчала.
— Смотри, — чтобы хоть что-то сказать и отвлечь её от мрачных мыслей, вымолвил он, показав пальцем на большую стаю ворон.