Как навязчивое видение, преследовал его образ хрупкой, бледной девушки. Она по-прежнему казалась ему неземной, нереальной и такой прекрасной, что у него сладко сжималось сердце, он забыл о всех своих болячках, горестях и невзгодах. Медленно заживали кровоподтёки, болела голова, не слушалась нижняя губа, — но все эти неприятности не могли отвлечь Тихона от сладких грёз. Долгими ночами он мысленно смотрел в её большие грустные глаза, нежно брал её тонкую руку и шептал что-то ласковое, сокровенное. Потом говорил бодро — хотел, чтобы она улыбнулась, но она была серьёзна, улыбку на её лице он представить не мог.
Усилием воли Тихону удавалось иногда подавлять прекрасное забытьё, избавляться от видения, и он возвращался к действительности, становился прежним Тихоном — острым, весёлым и шумным. Все эти дни он пролежал в медицинском пункте под наблюдением врача. И сейчас на улицу вышел самовольно в надежде ещё раз попробовать уговорить Ивана Ивановича, чтобы он взял его в боевой поход.
Из штабной землянки, с интересом глядя на весёлую компанию, вышли командир с комиссаром. И чем ближе подходили начальники, тем быстрее угасал смех. Тихон, вытянувшись в струну, молчал, показывая всем своим видом, что он годен к строевой службе и может вот прямо сейчас выполнить любую команду.
— Что тянешься? — насмешливо спросил Иван Иванович.
— Товарищ командир, — доложил Тихон, — разрешите мне вместе со всеми.
Смех затих окончательно, всё внимание партизан переключилось на командира отряда.
— Нет, врач запрещает.
— Иван Иванович, ведь Матвей Борисович-то наш — известный перестраховщик. Я совсем здоров. Целую неделю в постели провалялся.
— А сегодня встал самовольно, — в тон Тихону продолжил комиссар и спросил: — А в зеркало ты сегодня смотрелся?
— Не выдержало.
— Как это?
— Зеркало, говорю, лопнуло.
— Вот видишь!
— Подумаешь, физиономия! Не жениться ведь собираюсь, товарищ командир.
— А нога, рука?
— Всё на месте, — упрямо повторил Тихон.
— Вот и хорошо, — примирительно сказал Иван Иванович, — значит, останешься в лагере. Тут тоже боеспособные люди нужны. И смотри, чтобы всё было в порядке, как вчера договорились.
— Товарищ командир…
— А чтобы ты не скучал — вот тебе помощник. Тоже в бой рвётся.
Лицо Тихона исказилось, будто он против своей воли тронул языком больной зуб, он даже не взглянул на своего товарища по несчастью.
Громко прозвучала команда:
— Повзводно, в походную колонну, становись!
— Пойдём отсюда, — обратился Тихон к другу-горемыке, — всё равно не возьмут. Чего зря нервы трепать! — И вдруг только теперь к великому своему изумлению заметил, что перед ним — девушка. Он опешил, но замешательство длилось недолго. Уже в следующее мгновение Тихон лихо сдвинул шапку на затылок и начал бесцеремонно разглядывать незнакомку. Модное оранжевое пальто не гармонировало со старой, обгоревшей у лесного костра солдатской шапкой и тем более — с огромными кирзовыми сапогами, из широких голенищ которых торчали тонкие ноги.