— Предчувствие у меня нехорошее, это моё шестое чувство не даёт покоя.
— Брось ты всякой ерундой заниматься — мысли, предчувствия…
— Хорошо, — ответил Демель, — продолжим разговор о деле. Погиб капитан Топорков. Хоть и дурак был, а жаль: дело он своё знал, тщательно был проверен. Бургомистр рекомендует на его место своего племянника. Я с ним сегодня познакомился. Впечатление производит неплохое: решителен, смел, умён, за измену приговорён большевиками к расстрелу. Из тюрьмы бежал, перешёл линию фронта. Оказал немалую услугу нашим войскам.
— Как ты это установил? — спросил Шварц.
— Это свидетельствует генерал Теске, наш общий знакомый. Использованы и другие источники, и предварительная проверка показала, что Крылов говорит правду. Думаю, что командиром роты его поставить можно, тем более, если говорить откровенно, выбора у нас нет. Затем сделаем глубокую проверку. Во всяком случае повесить мы его всегда успеем.
— Не возражаю. К тому же я очень верю бургомистру. Он всегда боится, дрожит даже тогда, когда скрипит телега, — засмеялся Шварц, — и если бы сомневался в племяннике, то не поручился бы за него.
— Это довод сомнительный.
— Не скажи. Я бургомистра вижу насквозь. Его приторно-скорбную физиономию и трусливые, бредово-фантастические мысли я читаю, как раскрытую книгу.
— Но ты не умеешь читать по-русски. Есть же и у него норов, характер и индивидуальность.
— Нет! И ещё раз нет! Это, уверяю тебя, — дремучая посредственность, трусливая, жалкая, готовая лизать нам сапоги, только бы сохранить свою никому не нужную жизнь.
— Нужна ли кому его жизнь — не нам с тобой судить, — задумчиво и осуждающе ответил Демель. — Ты сегодня, Ганс, рассуждаешь очень красиво и категорично. Подожди, не нарушай ход моих мыслей. Скажи, не кажется тебе, что мы откусили от яблока больше, чем можем проглотить?
— Чепуха! — звонко ответил Шварц.
— Хорошо. Тогда реши задачку на сообразительность. Скажи, какая разница между разносторонностью и разбросанностью?
— Глупый вопрос.
— Нет, не глупый!
— Деловой человек не должен быть разносторонним, — тоном, не допускающим возражений, сказал Шварц.
— Разбросанным — ты хотел сказать, ибо разносторонность талантов нашего фюрера общеизвестна!
Шварц побледнел, но Демель, не обращая внимания на его замешательство, продолжал:
— Мы потрясли весь мир, везде успели, везде сказали своё слово. Хайль Гитлер!
— Хайль! — вскочил Шварц.
— Но дело не в этом, Ганс. Ты меня не перебивай… И везде, где мы прошли и находимся сейчас, вся земля усеяна могилами!
— Франц! Даже стены имеют уши!