Группенфюрер, видя мое состояние, похлопал меня по плечу и сказал:
— Терпение, мой друг. Всему свое время. Сейчас отправляйся домой и приготовь дорожную сумку. Завтра едем в Мюнхен.
Я снова мысленно чертыхнулся.
По пути домой я решил попрощаться с Вилли. Его небольшой книжный магазинчик располагался в маленьком переулке недалеко от Принц-Альбрехтштрассе. Вилли Маттес получил тяжелое ранение осенью 1941 года под Ленинградом. Взрывом гранаты ему раздробило кисть правой руки, и на этом его военная карьера закончилась. Вилли стал торговать, и довольно успешно, книгами в магазинчике отца.
Как только Вилли увидел меня, то сразу приветственно махнул рукой:
— Эрик, наконец-то ты зашел. Ты сегодня угощаешь! Я нашел для тебя замечательное и весьма редкое издание Шекспира.
Вилли как-то очень быстро превратился в сугубо гражданского человека. В мешковатом костюме, в очках с круглыми линзами он напоминал школьного учителя. Даже походка изменилась. О боевом прошлом напоминала только рука в кожаной перчатке и шрам на шее, выглядывающий из-под воротника. А ведь в дивизии «Мертвая голова» он был одним из лучших молодых офицеров.
Мы отправились в свой любимый ресторанчик в том же самом переулке, где и заказали по кружке превосходного баварского пива.
— Я пришел попрощаться, Вилли. Получил новое назначение и завтра утром еду в командировку.
Вилли отодвинул кружку с пивом.
— Черт, Эрик, опять на фронт?
— Нет, нечто иное. Буду работать под крылышком Германа Хорста. Помнишь, я рассказывал тебе о нем — друг отца, археолог и исследователь древнеарийской культуры. Сейчас он в «Аненербе». Занимается тем же самым. Буду вместе с ним копаться в земле и шуршать бумагой в архивах.
Вилли задумчиво снова потянулся к кружке пива, но, так и не отхлебнув, поставил обратно на стол.
— «Наследие предков»?
Я кивнул, а Вилли почему-то погрустнел. Дальше разговор не клеился — я все время думал о том, что меня ждет в «Аненербе», а Маттес продолжал находиться во внезапно охватившем его состоянии мрачной задумчивости. Тем временем группа офицеров вермахта за соседним столиком затянула песню о неотвратимости победы германского оружия.
— Ты не думаешь, Эрик, что мы завязнем во всех этих войнах? — вдруг после затянувшегося молчания спросил Вилли.
— Мы уже завязли, Вилли.
Прослушав в исполнении нестройного хора еще парочку военных песен и допив пиво, мы вышли на улицу.
— И все же когда ты снова будешь в Берлине?
— Не знаю, Вилли. Главное, ты никуда не пропадай, и я тебя найду.
Расставались мы с чувством грусти и какой-то недосказанности. Может, это и к лучшему — нам придется обязательно встретиться вновь, чтобы договорить.