Если в прошлом политическое обвинение в форме конспира-тивистского заявления можно было отразить заранее, назвав его сторонников параноиками, то в последние десятилетия наблюдается углубляющееся знакомство с языком симптоматологии внутри массовой культуры заговора. Таким образом, «параноидальные» тексты, отражающие усиливающуюся саморефлексию, начали сами усваивать способы прочтения, традиционно к ним применявшиеся, стали предвосхищать и обезоруживать авторитет экспертной критики. Если сериал «Секретные материалы», по утверждению многих знатоков, является симптомом недавнего крена в сторону паранойи в американском обществе, то вместе с тем этот фильм выглядит изощренным и ироничным диагнозом этого бедствия. Точно так же романы Уильяма Берроуза на тему боди-хоррора нужно рассматривать не как извращенную проекцию подавляемого гомосексуального влечения (как в классическом фрейдистском диагнозе паранойи), а как серию стратегических и фантастических воплощений наихудших страхов традиционного общества перед гомосексуальностью, наркотической зависимостью и болезнью. В сущности, произведения Берроуза, как и другие распространенные формы культуры заговора начиная с 1960-х, переносят акцент с психологии заговора на конспирологическую теорию об институте самой психологии.
Финальный раунд этого герменевтического поединка начинается в тот момент, когда те, кого обвиняют в паранойе, переводят стрелки на своих обвинителей, спрашивая у них, кому выгодны подобные симптоматические толкования. Так, Шоуолтер усердно доказывает, что убежденность в теориях заговора вокруг взрыва в Оклахоме лишь усиливает страдания родственников погибших, облегчением для которых может стать не расследование возможного заговора, а утешительные беседы. Но сторонники теорий заговора вокруг этого события могли бы возразить, что сам анализ Шоуолтер, возможно, играет на руку тем, кто старается замести следы тайного злодеяния, совершенного силами правительства или еще кого-либо. Что может быть лучше (рассуждает конспиролог, представляя себе ход мысли высокопоставленного военного чиновника) для отвода глаз от щекотливых подробностей проявления некомпетентности и нарушений во время войны в Заливе, чем заявления какого-нибудь уважаемого ученого, говорящего всем и каждому, что все это неправда и, более того, что у вас небольшая истерия, если вы верите во все это? Эта возможность превосходно передана в отрывке из монументального романа Пинчона «Радуга тяготения» (1973), ставшего классикой конспирологического жанра. К концу романа, напоминающего каталог послевоенных конспирологических теорий, автор начинает рассказывать известную городскую легенду о тайных происках против производства энергосберегающего карбюратора в 1930-е годы (в книге эти козни строил некий промышленный воротила по имени Лайл Бланд):