Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов» (Найт) - страница 254

Но тому, что паника вокруг ожидавшегося с наступлением 2000 года сбоя компьютерных систем не вызвала бури, не стоит удивляться. Еще в 1985 году Жан Бодрийяр заявил в своей обычной манере выражаться гиперболами, что 2000 год не наступит, потому что идея конца истории была иллюзией, которая уже взорвалась. Двухтысячный год наступил до своего прихода (как говорилось в английском переводе статьи Бодрийяра).[540] Принимая во внимание разбушевавшуюся шумиху вокруг конца света, изнурившую большинство свидетелей оного еще до того, как мы приблизились к этой дате, почти не вызывает удивления то, что искренние тревоги по поводу смены тысячелетий не оправдали паникерских ожиданий вспышки массовой паранойи. Когда все происходило, казалось, что кабинетных ученых, метафорически отсиживавшихся в бревенчатых домиках в ожидании первых признаков сумасшедшей паранойи, было больше, чем реальных сервайвелистов, скрывавшихся в глуши.

Это заметно осознаваемое и самоиронизирующее отсутствие неподдельной паники вокруг смены тысячелетий подтверждает усиливающуюся склонность культуры заговора к саморазрушению, которую я обрисовал в главе 1, разбирая роман Пинчона «Вайнленд». В условиях ненасытного разоблачения, помноженного на упрощенный цинизм, теория заговора становится механизмом, позволяющим заранее представить наихудшие возможные сценарии апокалиптической паранойи. Следовательно, все, что действительно происходит, является лишь подтверждением того, что уже давно ожидалось, даже если не происходит ничего. В преддверии 2000 года все высматривали признаки наивной и фанатичной паранойи, которая становится все менее распространенной. Хотя разговоров о заговоре было много, мало кто полностью верил в ходившие слухи. Впрочем, во многих случаях совсем от этих слухов гоже не отказывались. Пожалуй, самой убедительной теорией заговора вокруг наступления 2000 года было предположение о том, что паника по поводу аварии компьютерных систем с умышленным цинизмом раздувалась к выгоде индустрии, обеспечивающей защиту информации. Итак, оставалось единственное искреннее конспиративистское опасение, которое сводилось к самому проницательному подозрению, что наводящий панику призрак массовой паранойи был не чем иным, как хитроумной выдумкой.

Казалось, успех сериала «Секретные материалы» и его клонов в преддверии смены тысячелетий указывал на то, что приливная волна популистской паранойи достигнет своей вершины как раз с наступлением нового миллениума. Но оказалось, что культура заговора вступила в свой собственный зеркальный лабиринт, поскольку все стали ошибочно считать тот рефлексивный культурный диагноз, который ставят «Секретные материалы», настоящим симптомом распространенного культурного недуга. Заговор, как раз за разом внушали Малдеру и Скалли, всегда уходит намного выше, порождая инфляционную логику бесконечно откладываемого разоблачения, которое невозможно осуществить. В какой-то момент зрители стали неизбежно думать, что сериал сеет панику. Кстати, по мнению некоторых самых преданных поклонников «Секретных материалов», сериал начал выдыхаться как раз на седьмой серии, действие которой приходилось на стык тысячелетий: на интерактивных форумах раздавались обвинения, что создатели сериала и его актеры не стараются по-настоящему, а лишь делают вид.