станет чепухой. Его слова могут убить волшебство. До той же поры, пока о посещениях никому не известно, этот интересный опыт можно придержать в сознании. Быль и небыль. И убеждает, и нет.
Кавалер наслаждается тем, что у него есть тайна, он может позволить себе эту маленькую слабость, этот очаровательный недостаток. Нельзя же быть последовательным во всем. Как и вся его эпоха, Кавалер не столь рационален, как о нем говорят.
Сон разума рождает… матерей. Большегрудая женщина с обломанными ногтями и странным взглядом дразнит, забавляет его, бросает вызов. Ему нравится противостоять ей.
Она с видом оракула вещает о своих сверхъестественных способностях, объявляет о своем двойном — в прошлом и в будущем — гражданстве. Будущее существует в настоящем, утверждает она. Будущее, как она говорит, это перекошенное настоящее. Какой кошмар, думает он. К счастью, из этого мне доведется увидеть очень немногое. Затем он вспоминает, что ему напророчили еще целых четверть века. Пусть до тех пор никакого будущего не наступит!
* * *
В третий или четвертый визит она предложила наконец погадать ему на картах.
Мальчик принес деревянную коробочку. Эфросинья открыла крышку, достала колоду карт Таро и поместила ее, обернутую в пурпурный шелк, в центр стола. (Все ценное должно храниться завернутым и разворачиваться очень, очень медленно.) Освободив карты, она расстелила шелковую ткань на столе. (Все ценное следует оберегать от соприкосновения с грубыми поверхностями.) Гадалка перетасовала карты и протянула их Кавалеру, чтобы он перетасовал их еще раз.
Карты оказались сальными на ощупь. К тому же, в отличие от карт ручной работы, которые Кавалер привык видеть в гостиных благородных семейств, эти были неаккуратно отпечатаны с деревянных клише грязными красками.
Получив колоду обратно, гадалка ласковым движением развернула карты веером, долго смотрела в них, а потом закрыла глаза.
Я стараюсь сделать краски яркими, — пробормотала она.
В самом деле, — сказал Кавалер, — краски выцвели.
Я представляю себе людей, — продолжала гадалка. — Я их знаю. Они начинают двигаться. Я слежу за их движениями, вижу, как ветер треплет одежды. Я слышу взмахи лошадиных хвостов.
Она открыла глаза и запрокинула голову. Я чувствую запах травы, слышу лесных птиц, журчание воды и звук шагов.
Это же только картинки, — перебил Кавалер и удивился собственному нетерпению: по отношению к Эфросинье? Или к картинкам?
Она сложила колоду и протянула ему, чтобы он выбрал карту.
А разве не полагается раскладывать их на столе?
Эфросинья делает это так, мой господин.