Будучи влюблены и не способны это признать, они с удовольствием предавались разговорам о любви вообще. Есть ли чувство более сладкое и жестокое, сказал Уильям. Сердце переполнено так, что не можешь говорить, а можешь лишь мечтать и петь, — вам знакомо это чувство, Катерина, знаю, что знакомо. Иначе вы не понимали бы с такой полнотой того, что чувствую я, — чувствую, но вынужден скрывать.
Любовь — всегда жертва, — сказала в ответ Катерина (и она знала, о чем говорит). — Но тому, кто любит, дарована лучшая доля, чем тому, кто позволяет себя любить.
Мне не нравится быть несчастным, — сказал Уильям.
Ох, — вздохнула Катерина и поведала о том, как давно чувствует себя несчастной, не имея для этого, казалось бы, никаких оснований, — ведь она до сих пор униженно благодарна Кавалеру за то, что тот на ней женился. Уверенная в своей некрасивости — и презирающая себя за суетность подобных мыслей, — она с благоговением гадкого утенка взирала на элегантного мужа, который, с его длинным орлиным носом, стройными ногами, тонкими замечаниями, пристальным взглядом, казался таким привлекательным. Она до сих пор тосковала по нему, если он отсутствовал дома более одного дня, у нее до сих пор слабели колени, когда он входил к ней в комнату… Она обожала его силуэт.
Вы не осуждаете меня? — тихо спросил Уильям.
Дорогой мальчик, вы сами осуждали себя достаточно. Вам лишь нужно неуклонно идти к той высокой цели, к которой вы в душе стремитесь. Ваше чистосердечие, деликатность чувств, музыка, которая нас объединяет, — прошу, скажите, что в сердце вашем живут чистые помыслы.
Взаимные уверения в природной чистоте, невинности — не важно, насколько различно их окружение, насколько порочна его жизнь.
Уильям, сопротивляйтесь обольщениям этой нежной, но преступной страсти! Так называла она любовь юноши к особам одного с ним пола — такая любовь не могла не пробудить никогда не засыпавшего в ней стремления осуждать. Зато ее мужа — среди друзей которого были Уолпол и Грэй, патрон жуликоватого ученого, переименовавшего себя в барона Д’Анкарвилля (он составлял издание, посвященное вазам Кавалера), — наклонности Уильяма нисколько не шокировали: и в те времена в мире собирателей произведений искусства, особенно античного, имелось необычайно много мужчин, питавших слабость к лицам своего пола. Кавалер гордился тем, что свободен от предрассудков. Однако он считал подобное пристрастие недостатком, которое делает своего адепта социально уязвимым, а иногда, увы, подвергает его опасности. Невозможно забыть ужасный конец великого Винкельмана — двенадцать лет назад в дешевой гостинице в Триесте он был забит до смерти молодым карманником, после того как вздумал показать ему сокровища, которые вез в Рим. Будь осторожен, Уильям! Придерживайся мальчиков своего круга.