Я, конечно, помолилась вместе со всеми за здоровье королевы, но «аминь» добавлять не стала: уж больно неприязненно она тогда отнеслась ко мне. И потом, я уже понимала, что каждый ребенок, который родится у королевы, все дальше будет отодвигать меня в долгой череде наследников ланкастерского трона. Разумеется, я не стала желать зла ее будущему младенцу, ведь это явно было бы проявлением враждебности и зависти, то есть двойным грехом, но полагала, что Царица Небесная и так поймет, отчего я проявляю столь мало рвения в молитвах о королевском отпрыске; я не сомневалась, что Ей отлично известно, как это трудно — иметь не меньше прав на трон, чем все прочие наследники, но при этом быть всего лишь девочкой. Было ясно, что как бы ни сложилась моя судьба, мне все равно никогда не стать королевой, этого попросту никто не допустит. А вот если у меня родится сын, то уж у него-то будут все основания претендовать на монарший престол. У Пресвятой Девы Марии тоже был сын и тоже именно такой, какого все и хотели; благодаря этому Она стала Царицей Небесной и могла бы подписываться «Mary R.» — Mary Regina.[10]
Дождавшись, когда из часовни уйдут все мои сводные братья и сестры, которые, естественно, спешили к обеденному столу, я спросила у матери, почему вдруг потребовалось с особым рвением молиться за здоровье нашего короля. Что она имела в виду под словами «для него наступили трудные времена».
— Видишь ли, — отозвалась мать с весьма озабоченным видом, — сегодня я получила письмо от твоего нового опекуна Эдмунда Тюдора, и он сообщает, что король снова впал в транс. Молчит, совершенно не двигается, а только сидит, уставившись в землю; ничто не способно вывести его из этого состояния.
— Может, с ним беседует Господь?
— Кто его знает? — с легким возмущением фыркнула мать. — Ну кто может это знать? Твоя набожность, Маргарита, безусловно, делает тебе честь, но ты должна понять: если с нашим королем сейчас беседует Господь, то Он выбрал для этого не самое лучшее время. Прояви Генрих хоть малейшую слабость — и герцог Йоркский не преминет воспользоваться этим и захватит власть. Королева уже обратилась к парламенту с требованием на время болезни Генриха все королевские полномочия передать ей, только парламентарии никогда не окажут доверия этой француженке и, скорее всего, назначат регентом именно Ричарда, герцога Йоркского. Когда нами действительно станут править Йорки, ты сама увидишь, как быстро наша судьба изменится к худшему.
— Что же тогда произойдет?
— Ну, если король так и не выздоровеет, то править нами будет не он, а Ричард Йоркский вместе со всем своим семейством, и он будет иметь полное право наслаждаться властью регента до тех пор, пока младенец, которого королева носит в чреве, не достигнет возраста, когда его можно будет короновать. За эти полтора десятка лет Йорки вполне успеют захватить все самые лучшие должности, в том числе и церковные, и не только в Англии, но и во Франции. — Мать была настолько раздражена, что, как пришпоренная, мчалась в сторону обеденного зала, невольно обгоняя меня. — Я, кстати, вполне готова даже к тому, что они придут ко мне и заявят об отмене твоей помолвки с Тюдором. Во-первых, так они воспрепятствуют усилению дома Ланкастеров, во-вторых, им гораздо выгоднее твое замужество с представителем дома Йорков, наследником которого и станет тогда твой сын. Что ж, в таком случае мне придется открыто выразить свое неповиновение, потому что мне хочется, чтобы благодаря твоему браку с Тюдором дом Ланкастеров продолжал не только существовать, но и укрепляться. Однако я отдаю себе отчет: если я не подчинюсь воле Ричарда Йорка, то неизбежно навлеку его гнев на себя и свою семью, что означает годы и годы неприятностей.