Алая королева (Грегори) - страница 260

Граф вытянул руки над принесенным слугой тазом, и тот, полив на них водой из кувшина, мягко вытер их полотенцем. А Перси с удовольствием отломил кусок мягчайшего белого хлеба, откусил, хрустя чудесной корочкой, и промолвил:

— Мне очень жаль, милорд, но мы слишком долго сюда добирались, мои люди устали. До завтра они не успеют хорошенько отдохнуть. Я и так без конца торопил их, пока мы спускались сюда по горным дорогам и тропам; солдаты измучены, они совершенно неспособны к активным действиям.

Король медленно поднял глаза, долго смотрел на графа из-под темных бровей, потом произнес:

— И что же, ты проделал весь этот путь только для того, чтобы просто постоять в сторонке и понаблюдать, как дерутся другие?

— Нет, милорд. Я же поклялся быть вместе с вами, когда начнется сражение. Но завтра — это слишком скоро; мне придется уговаривать своих людей воевать хотя бы у вас в арьергарде, поскольку выйти в первых рядах они просто не в состоянии. Повторяю: они совершенно измучены.

Ричард улыбнулся, словно уже знал наверняка, что Генри Перси пообещал Генри Тюдору сидеть рядом с королем, но ничего не предпринимать.

— Хорошо, в таком случае ты возьмешь на себя арьергард, — заключил Ричард. — Тогда я буду уверен, что с тыла мне ничего не грозит, раз его защищаешь ты. Итак, — возвысив голос, обратился король ко всем присутствующим, и все головы разом поднялись над столом, — завтра утром, милорды, мы выступаем. — Его голос звучал на редкость спокойно, руки не дрожали. — Завтра утром мы сокрушим этого мальчишку вместе с его жалким войском.

Генри Тюдор тянул время, упорно ожидая возвращения Джаспера, а пока приказал своим пикинерам потренироваться в применении нового приема; впервые им воспользовались швейцарцы всего каких-то девять лет назад в схватках с великолепной бургундской кавалерией. Этому приему швейцарские офицеры сумели обучить даже неуправляемых французских уголовников, а затем упорной практикой довели навык почти до совершенства.

Сам Генри вместе с несколькими рыцарями изображал атаку вражеской кавалерии.

— Осторожней, — предупредил Генри графа Оксфорда, скакавшего на огромном боевом коне по правую руку от него. — Если вздумаете идти напролом, они попросту проткнут вас насквозь.

— Вот и хорошо! — рассмеялся де Вер. — Значит, они свою задачу усвоили.

Итак, полдюжины всадников приготовились, выждали, а затем по команде «В атаку!» ринулись вперед, сначала рысью, затем легким галопом, переходящим в бешеный кавалерийский галоп.

Того, что случилось потом, никто и никогда еще в Англии не видывал. Прежде воин-пехотинец, оказавшись лицом к лицу с кавалерийской атакой, либо попросту втыкал свою пику или копье в землю острием вверх, надеясь, что проткнет брюхо хотя бы одной лошади, либо, точно безумный, кидался на кавалериста, наносил копьем совершенно безнадежный колющий удар, а сам, обхватив голову руками, тут же испуганно нырял вниз. Но чаще всего пехота просто бежала, бросив оружие и не выдержав страшного натиска кавалерии. И кавалерия — особенно при хорошем командире — почти всегда прорывала цепи пехотинцев; лишь очень немногие решались противодействовать этому ужасу, однако и самым смельчакам было не устоять перед бешено мчащимися конями.