Сакс выдержал новую внушительную паузу. В этом человеке явно умер большой трагик. Может быть, помощник прокурора не очень хорошо умел выражать свои мысли, но вот молчал он на редкость выразительно.
— Начало расследования было омрачено весьма неприятными… м — м… казусами. Я имею в виду и утерю волос, зажатых в руке жертвы, и бесконтрольное оставление Мироновичем кассы, что позволило ему предупредить свою сожительницу о скором визите полиции… Но дело имеет все шансы быть раскрытым. Выражаю надежду на то, что слаженная работа всех, прикосновенных к расследованию должностных лиц, позволит впредь избежать повторения подобных инцидентов.
Всё сказанное произнесено было подчёркнуто многозначительно. Сполна насладившись произведённым эффектом, следователь самым будничным голосом отдал распоряжения, касавшиеся планов назавтра.
День клонился к вечеру. Из открытой форточки потянуло сыростью. Лето уже кончилось. И хотя днем еще иногда проглядывало солнце, оно было уже обманчивым — не таким высоким, не таким горячим. А вечерами становилось уже совсем прохладно. Начиналась самая печальная, самая гнусная питерская пора — промозглая осень. Впрочем, для тех людей, кто занимался расследованиями убийств в силу своей профессиональной обязанности, любой сезон года был одинаково печален.
Насколько давеча Александр Францевич Сакс излучал всем своим видом многозначительность и важность, столь же растерянным он выглядел к полудню следующего дня, когда явился в Московскую полицейскую часть для снятия официальных допросов с вызванных к этому часу жильцов дома N 57. По пути в полицию он заехал на Лиговский проспект, 8, в детскую больницу принца Ольденбургского, где ему пришлось присутствовать при весьма тягостной процедуре анатомирования тела Сарры Беккер. Служебный долг требовал от следователя своими глазами проследить за всеми манипуляциями прозектора и убедиться в наличии всех тех повреждений, которые врачу — анатому впоследствии надлежало указать в протоколе вскрытия. Сакс честно пытался свой долг исполнить, но когда дело дошло до декапитации (отделения головы), Александр Францевич извинился перед присутствющими и покинул морг, чтобы назад уже не вернуться.
Впрочем, не только эта мучительная процедура испортила настроение брезгливого следователя. Куда неприятнее оказалась содержательная часть анатомирования, его результат. Хотя протокол осмотра трупа к полудню 29 августа, разумеется, еще не был оформлен, основные результаты вскрытия доктора изложили Саксу устно. Они — то и повергли Александра Францевича в тягостное недоумение.