В ту минуту, когда корма судна поравнялась с мельницей, она закружилась в водовороте, лопасти ее начали вращаться в обратную сторону, освобождаясь от толстого троса. Наконец, окончательно высвободившись, мельница содрогнулась под ударами волн и устремилась на прибрежные рифы.
Белая кошка, чихая и фыркая, одним прыжком очутилась на коньке мельничной кровли.
— Ой!
Мельница шла навстречу гибели.
За рифами была пучина, один из тех водоворотов, которые обозначаются на всех речных картах двумя стрелками, остриями направленными друг к другу. Горе судну, попавшему меж наконечниками этих стрел! Течение Дуная несло мельницу прямо на скалы, под которыми в нише, пробитой бурными волнами на глубину ста двадцати футов, таилась ее могила.
По пути, наткнувшись на подводный камень, мельница разворотила себе днище и резко накренилась, подняв крылья к небу. Белая кошка балансировала на верхней лопасти, выгнув спину, пока водоворот окончательно не сокрушил это жалкое деревянное сооружение. Со скрипом, треском и скрежетом мельница завертелась вокруг своей оси, и бездонная пропасть поглотила ее…
Вместе с мельницей скрылась под водой и белая кошка.
Вздрогнув, Тимея закрыла лицо тонкой шалью.
Зато «Святая Борбала» была спасена.
Гребцы вернулись на судно. Эфтим пожал всем руки, а Тимара крепко прижал к сердцу. Тимар ждал, что и Тимея скажет ему несколько слов. Но она лишь спросила его, с ужасом глядя на пучину:
— Что станет с мельницей?
— Разобьется в щепки.
— А как же несчастная кошечка? — На глазах девушки выступили слезы, губы ее дрожали.
— Погибнет.
— Но ведь мельница, наверное, принадлежала какому-нибудь бедняку?
— Да, но мы должны были спасти судно и подумать о собственной жизни. Не погибни мельница, погибли бы мы.
Глазами, полными слез, Тимея молча смотрела на говорившего. Казалось, она пыталась проникнуть своим затуманенным взором в иной, непонятный для нее мир: «Разве имеем мы право топить мельницу бедняка, чтобы спастись самим? И разве можно топить несчастное животное ради своего спасения?»
Постичь этого она никак не могла.
С той минуты девушка стала избегать Тимара и не желала больше слушать его увлекательных рассказов.
Впрочем, и у самого Тимара не было теперь ни настроения, ни времени для таких бесед. Не успел он отдышаться после напряженной схватки со смертью, как Эфтим, передав ему подзорную трубу, указал за корму.
Тимар увидел вдали корабль, преследующий их, и тихо, будто самому себе, сказал:
— Военная галера… Двадцать четыре весла… «Салоники»…
Не отрывая глаз от подзорной трубы, он смотрел на турецкое судно, пока оно не скрылось за островом.