Большая комната, в которую они вошли, была украшена и обставлена так, что было сразу видно — она предназначалась для кого-то из знатных людей. В ней, правда, не чувствовалось личных примет того, кто здесь обитал. Но Уоррик догадывался, чья это комната. Он откинул крышку сундука, и обилие богатых вещей и украшений подтвердило его догадку.
Он только спросил:
— Ее?
Голос не слушался Милдред, но каким-то образом она сумела ответить:
— Да.
— Моим дочерям это подойдет.
Он сказал это с таким равнодушием, которое возмутило Милдред, и гнев пришел на место страха, однако она была не настолько глупа, чтобы показывать ему свои чувства.
— Это все, что у нее осталось.
Он оглянулся на нее, его серые глаза не выражали никаких эмоций, ничего не выражал и его голос, когда он произнес:
— Нет, все, что у нее осталось, это собственная шкура, да и то только потому, что я подарил ей ее.
Равнодушие? — подумала она. Нет, просто другой вид мести. Эти одежды, похоже, малая толика того, что он замышляет. Насколько она понимает, у нее нет никаких шансов помочь Ровене; пока он даже не желает слышать ничего о том, что леди сама также являлась жертвой, а не только он.
Очень похоже, что причины, двигавшие Ровеной, его просто не занимают. Да, он не виллан, а высокорожденный лорд, по отношению к которому нельзя делать то, что они сделали, а потом попытаться оправдаться.
Ее опять охватил страх, очень сильный страх, но не за себя.
— Вы собираетесь убить ее?
— Это удовольствие было бы слишком коротким, — холод ответил он. — Нет, я не убью ее. Она моя пленница. Ей никого не удастся выкупиться, и она никогда не покинет замок Фулкхест. Она будет довольствоваться моим милосердием вплоть самой смерти.
— И у вас есть это милосердие?
— Для тех, кто причинил мне вред? Нет, сударыня, у меня его нет. — Он оглядел еще раз комнату и спросил:
— У Лионса есть наследник?
У Милдред было слишком тяжело на сердце, чтобы удивляться этому вопросу.
— Да, брат.
— Ну, ему здесь не останется ничего, кроме обугленных стен, — сказал он. — Однако и ее брату здесь тоже ничего не останется.
Ее глаза расширились.
— Вы собираетесь сжечь крепость?
— Разве это место того не заслужило?
Милдред не понимала такой необузданной мести. Однако все то, к чему вынудил Гилберт Ровену, было тоже связано с Кирбургом. В конце концов, это даже можно понять. Она не будет жалеть, что крепость сожгут, и ясно, что Ровена тоже не будет жалеть, что планам Гилберта не суждено сбыться.
— А что же будет со слугами, которых вы лишите крова?
Он пожал плечами как будто ему не было до этого дела, но все же ответил: