Тишина. Ее плечи чуть напряглись.
— Ты когда-нибудь любил?
— Однажды думал, что люблю.
— Вот и я думала… Знаешь, ведь эти три года я его все время ждала. Интересно, а он меня когда-нибудь любил?
— Наверное.
— Да. Но недостаточно.
— Мужчины обычно разделяют любовь и секс.
— А ты, Коннор? Неужели ты смог бы заниматься любовью с одной женщиной, поклявшись в любви и верности другой?
— Нет.
Почему-то она сразу поверила ему. Бизнес и частная жизнь — разные вещи, но в бизнесе натура человека раскрывается достаточно полно и хорошо. Коннор считался, и по праву, удачливым, напористым и честным бизнесменом. Честным.
— Вот и Кай не смог бы. Он любит Джой так сильно, что даже представить невозможно, чтобы он ей изменил. Я просто выбрала неправильного мужчину. Точнее, он меня выбрал. А любил он Пенни, я знаю. Мне он всегда говорил, что с детьми надо повременить. Меня ему было недостаточно.
— Недостаточно для чего?
— Я для него была недостаточно… женщиной.
Блестящие глаза смотрели куда-то вдаль, за океан, за горизонт, словно пытались отыскать там что-то очень важное. Коннор властно обнял ее за плечи и слегка приподнял, так что теперь они были лицом к лицу.
— Послушай меня. Ты — женщина в большей степени, чем это может представить даже самый взыскательный и капризный мужчина. Ты из тех, кто завладевает душой и телом мужчины, поселяется у него в сердце и не дает шагу ступить, ни на секунду не отпускает его!
— …И все это гроша ломаного не стоит рядом с женщинами вроде Джой и Пенни. Ты ничего обо мне не знаешь, Коннор…
В его глазах полыхало самое настоящее бешенство, и следующие слова он процедил сквозь судорожно стиснутые зубы.
— Я знаю только одно, Линда. Если я сейчас тебя не поцелую, я об этом горько пожалею впоследствии. А если поцелую — пожалею еще больше. Но риск — это часть моей профессии. И до сих пор мне везло.
Она замерла, потому что просто не верила своим ощущениям. Губы Коннора касались ее лба, щек, глаз, бровей так нежно, словно целовали спящего ребенка. И даже, когда он приник к ее губам, ее потрясла его сдержанная нежность.
А через секунду в них обоих что-то взорвалось.
Линда никогда в жизни так не целовалась. Это было за гранью страсти, за гранью нежности, это было как утоление жажды в пустыне, как голод двух тел, исстрадавшихся друг без друга за целую жизнь.
Когда она смогла поднять веки, над ней в серебряной темноте полыхали огнем страсти золотые глаза воина-завоевателя.
Ник никогда не вызывал у нее таких чувств, хотя она любила его, а этот конкистадор разом разбудил в ней все, что до поры до времени скрывалось в самых потайных уголках души Линды Чериш.