Коннор смотрел на Линду почти сердито и в отчаянии думал, что смог бы противостоять ей, если бы не прошлая ночь! Если бы не это выражение доверчивости, смущения и любви в фиалковых глазах, устремленных на него сейчас.
Инстинкты уверенно побеждали холодный рассудок, хотя тот сопротивлялся изо всех сил.
Она ищет безопасности. Что ж, он, Коннор, тоже хочет этого.
Она занималась с тобой любовью, шептал рассудок. Она сгорала от страсти в твоих руках, и пусть этого не помнит ее мозг, но тело-то не обманешь!
Он видел, как она пытается бороться с собой, как прикрывается холодностью и деланным равнодушием, но голос тела, голос плоти звучит все громче и увереннее…
— Коннор…
Он сел на кровать возле нее, взял тонкую руку и коснулся губами бледных пальцев. На безымянном все еще виднелся след от обручального кольца, которое она выбросила в окно его машины по дороге. Коннор поднял глаза и взглянул на Линду. Теперь в его золотисто-карих глазах не было ни насмешки, ни недоверия. Теплый огонь горел в них и зажигал кровь Линды.
— Линда… ты уверена?
— Я уверена. Я ничего не помню о себе, но истинное желание распознать могу. И возможно…
— Возможно?
— Возможно, это вернет мне память. Хотя это не главное, почему я прошу тебя заняться со мной любовью.
Коннор горел от возбуждения, и одна неожиданная мысль ярко сверкнула в мозгу. Почему он ей так не доверяет? Что бы ни было в ее жизни до сегодняшнего дня, с ним она откровенна. Линда Чериш испытывает к нему те же чувства, что и он к ней, желает того же, чего желает он, так зачем терзать себя подозрениями?
Коннор стянул рубашку, не расстегивая ее, и у Линды перехватило дыхание. Под смуглой кожей мужчины переливались смертоносной силой мускулы, глаза горели мрачным и завораживающим огнем. Линда провела кончиком языка по внезапно пересохшим губам. Кровь шумела в ушах, серебряные молоточки выбивали тревожную и радостную дробь во всем теле, а само тело медленно плавилось под золотым и безумным взглядом ее бога.
Губы заскользили по отяжелевшей груди, нежно обхватили напряженные соски, руки ласкали ее тело медленно, словно Коннор пытался изо всех сил сдержать свою страсть, а затем Линда сама со стоном прильнула к нему, и жар их тел стал единым, а биение сердец слилось в ровный гул.
Ее тело все помнило и действовало само по себе. Она выгибалась в руках Коннора и, раскрываясь подобно цветку, принимала его внутрь себя, чтобы в следующий момент отпрянуть и прильнуть самой. Тонкие пальцы судорожно впивались в окаменевшую спину, скользили ниже, ниже, ниже, ласкали мощную грудь и мускулистый живот, и из горла Коннора вырывалось то ли рычание, то ли стон удовольствия. Их тела свивались в тугой узел, качались на волнах страсти в едином ритме и разлетались, чтобы в следующее мгновение слиться еще теснее и стать целым, единым и неделимым, не имеющим ни имени, ни пола, ни возраста существом, первозданной материей, хаосом, из которого суждено возродиться жизни.