Сейчас она испытывала то же унизительное чувство слабости и полной потери воли. Девушка молча взяла в руки ожерелье и, чувствуя себя так, как будто ей приказали раздеться на людях, подошла к зеркалу. Она дрожащими руками застегнула на шее замок и повернулась навстречу его оценивающему взгляду. Клайв некоторое время рассматривал ее, а потом сказал все так же спокойно и равнодушно:
— Нет, он вам не идет. Не тот оттенок. Вашей коже и волосам должен пойти жемчуг теплого тона.
И опять она с чувством унижения ощутила, как парализующий жар стал разливаться по всему ее телу — воспоминание о том времени, когда один только взгляд этого человека мог повергнуть ее в пучину страстного безумия. Однако гордость и злость заставили Стефи, сняв с шеи ожерелье, с деланным безразличием сказать:
— Жемчуг должна примерять та женщина, которая будет его носить.
— Да, вы правы, — сказал он. И прибавил: — Стефани.
Ее сердце замерло, а потом подскочило к самому горлу. Несколько секунд она пыталась справиться с собой, наконец ей это удалось, и она произнесла с вымученной иронией:
— Ты всегда любил поиграть, Клайв. Могу я поинтересоваться, какова цель этой игры?
— Но ведь это ты сделала вид, что не узнала меня. Так кто же из нас начал игру? — так же иронично спросил Клайв, немало ни смутившись.
И, лениво проведя взглядом по лицу Стефи, он перевел глаза на ее грудь, судорожно вздымавшуюся под легкой тканью блузки.
И снова Стефани почувствовала унижение оттого, что ее тело немедленно ответило на этот откровенный мужской взгляд. Она поняла, что мучительно краснеет, и вцепилась дрожащими руками в бархатную подушечку, а потом, спохватившись, спрятала ладони под прилавком. Закусив губы, она некоторое время молчала, и только тогда, когда пауза уже стала невыносимой, произнесла:
— Мне показалось, ты не хотел, чтобы я тебя узнала.
— Интересно, — все с той же легкой иронией в голосе отозвался Клайв, — почему же мне могло не захотеться, чтобы меня узнала такая красивая женщина? Объясни, если тебе не трудно.
У Стефани возникло желание закричать. Разговор превращался в пытку. Она в отчаянии мысленно попросила Элис о помощи, но та меланхолично протирала золотые цепочки, всем своим видом давая понять, что их беседа ее не касается.
— Но ты был не один, — в смятении сказала, наконец, Стефи.
— Ты говоришь о Шэрон? О ней не стоит волноваться, — произнес Клайв с легкой улыбкой. Потом окинул взглядом всю ее фигуру и, остановившись на лице, медленно продолжил: — А ты изменилась. Детское очарование превратилось в волшебную красоту. Твои волосы теперь дымчато-золотистые, как горный мед, почти того же цвета, как твои глаза. Только глаза темнее и глубже.