На столе зазвонил телефон – уже по-вечернему, как-то не служебно. Я нехотя снял трубку.
– Да.
– Сергей Георгиевич, зайдите, – услышал я вполне служебный голос прокурора района.
А я уж было подумал, что ошибся в своих прогнозах и Прокопов про бриллиант забыл…
Кабинет светился всеми огнями: и люстра под потолком работала пятью рожками, и круглая настольная лампа горела, как шаровая молния. Юрий Александрович сидел за своим широченным столом деловито, походя на какого-нибудь западного менеджера или главу фирмы. Ему бы компьютер.
– Садитесь, Сергей Георгиевич. Доложите о деле Кутерниковой.
– Завтра прекращаю.
– Почему?
– За отсутствием состава преступления.
– Разве бриллиант нашелся? – спросил Прокопов, добавив в голос чуть-чуть бриллиантовой крепости.
Я пересказал версию Смиритского.
– Вы се проверили?
– Химики подтверждают, что в соде алмазы растворяются.
– Экспертизу сделали?
– Нет.
– Почему?
– Химикам нужно знать размер ячеек в сетке, точный объем бриллианта, образец соды – этой пачки уже нет, – се концентрацию в воде, температуру воды, продолжительность пребывания перстня в растворе… Я могу им дать лишь размеры ячеек.
Прокурор молчал, обдумывая следующий вопрос, потому что худо разбирался в следствии. Я же знал этот его вопрос, посему решил помочь; но поскольку знал и ответ, то вышло так, что ответ вырвался вперед вопроса:
– Юрий Александрович, а вы санкцию бы дали?
– Разумеется, – сразу ответил он, спохватившись в следующую секунду: – Вы имеете в виду обыск у Смиритского?
– Да. Но тогда для объективности нужно сделать обыск и у ни в чем не повинных людей.
– Скандал, – согласился прокурор, но тут же добавил: – А если «расколоть» этого Смиритского? Вы же, Сергей Георгиевич, слывете мастером допроса.
– Журналистский подход, – усмехнулся я.
– В каком смысле?
– Когда на человека психически давят и добиваются признания, то журналисты объясняют это злой волей следователя.
– А чем надо объяснять?
– Уверенностью следователя, что перед ним преступник.
– Хотите сказать, что не уверены в виновности Смиритского?
– Его версия имеет право на существование.
Конечно, я мог бы сказать прокурору, что делать обыск у Смиритского бесполезно, ибо он сообразит держать бриллиант в другом месте; что Смиритский не тот человек, которого можно «расколоть» психологическим измором; что сама потерпевшая ведет себя неуверенно, а в суде и вообще может подтвердить растворение камня… Правда, я мог сказать, что в зрачках Смиритского, в их туннельной глубине блеснуло торжество от выигранной победы. Но Прокопова интересовали не тонкости, а процессуальная суть.