Ночь далась трудно. Уже в темноте воткнулись в мель. Взяв с собой самое ценное, по колено в воде выбрались на берег. Костер не разводили, готовить все равно было не из чего. Легли на песок, кое-как укрывшись одеялами. Лежали и час, и два, и три. Сон не шел. Мы ворочались, перекладывались с бока на спину, на живот и снова на бок. К утру я, не выдержав, встал, отошел к берегу, уселся возле самой воды на песчаную дюну. Слушал вздохи моря.
Надо было на что-то решаться, а я еще пребывал в растерянности. Чтобы отыскать выход, надо было в корне сломать старую логику рассуждений — это я чувствовал. Но с чего начать ломку? Может, ошибка в том, что я пытаюсь найти немедленную панацею от навалившихся на нас бед, вместо того чтобы отпраздновать их? Попробую-ка трансформировать обобщенную и поэтому расплывчатую проблему в цепочку причин и следствий. Рассматривать буду наихудший вариант — плот заперт в заливе-бутылке на едином острове.
Почему мы обречены? Потому, что не можем выбраться. Почему не можем выбраться? Потому, что, куда бы ни пошли, можем попасть в тупик. Отсюда неясность — куда двигаться. Значит, не опасности мы боимся, а в большей степени возможной ошибки и ее печальных результатов.
Хорошо, перестану бояться, предложу самое худшее, чего раньше не допускал даже в самых мрачных раскладах. Мы не можем туда идти! Например, вынуждены оставаться в том месте, где находимся сейчас. Мы погибнем? Вероятнее всего, да! Ладно, приму это спокойно, без мешающей лирики, как математический допуск. Сформулирую в уме мысль сжато, как теорему: «В пределах острова, с нашими запасами воды и продовольствия, без активной помощи извне, мы не имеем ни одного шанса остаться в живых». Пожалуй, это уже аксиома. Надо отдать себе отчет! Мои чувства робко запротестовали против такой категоричности. Организм не хотел умирать. У него не было объективных причин смиряться с уготованной ему участью. Внутренние органы функционировали нормально, скрытых заболеваний не было, биологический запас прочности был рассчитан еще на много десятков лет. Смерть здорового организма в самом расцвете была противоестественна в первую очередь ему самому. Каждый из нас жаждал если не бессмертия, то хотя бы среднестатистической нормы существования.
«Не канючь! — обрезал я собственное внутреннее нытье. — Фактически ты, — я имел в виду свое тело, — уже труп! Это лишь вопрос времени!»
Стоп! Какого времени? Это очень существенно! Ясно, что сразу мы не умрем. Пять-шесть суток в нашем распоряжении имеется наверняка. Совершенно неожиданно я оценил оставшиеся нам дни не как ужас — всего неделя вместо десятков лет, а как благо. Мы имели в запасе более ста пятидесяти часов! В принципе — роскошь!