Детей, как всегда, накормила завтраком, стараясь вести себя обычно. Они тоже старались. О Бене никто не вспоминал.
Когда спустился Дэвид, она попросила:
— Отвези их в школу, пожалуйста.
В доме остались только она и Бен. Когда он очнулся, Гарриет покормила его, но не стала колоть. Он вопил и бился, но, как ей показалось, гораздо слабее.
В момент передышки, когда он вроде бы выбился из сил, Гарриет сказала:
— Бен, ты дома, ты не там.
Он слушал.
— Если ты перестанешь так шуметь, я освобожу тебя из этой штуки, в которую тебя засунули.
Но почти сразу он опять начал вырываться. Сквозь визг Бена Гарриет услышала голоса и вышла к лестнице. Дэвид не поехал на работу, он остался дома помогать ей. Внизу стояли две молодые женщины-полицейские, и Дэвид им что-то говорил. Скоро они ушли.
Что Дэвид им сказал? Она не стала спрашивать.
К тому времени, когда дети должны были вернуться домой, она сказала Бену:
— Теперь я хочу, чтобы ты вел себя тихо, Бен. Сейчас придут остальные дети, и ты напугаешь их, если будешь так орать.
Он стих: это было изнеможение.
Он лежал на полу, уже измазанном экскрементами. Гарриет отнесла его в ванную, распутала, посадила в ванну и помыла, и увидела, что он дрожит от ужаса: когда его мыли в той больнице, он не всегда был без сознания. Она перенесла его обратно в кровать и сказала:
— Если ты опять начнешь, я надену на тебя ту рубашку.
Он заскрежетал зубами, глаза вспыхнули. Но все же он боялся. Гарриет поняла, что управлять им придется через страх.
Она прибралась в комнате, пока Бен лежал, шевеля руками, как будто забыв, как ими пользоваться. В той полотняной тюрьме он, видимо, пребывал все время после того, как оказался в больнице.
Потом он сел на корточки в постели, двигая руками и оглядывая комнату и, наконец, узнавая и дом, и Гарриет.
— Открой дверь, — сказал он.
— Нет, — ответила она. — Сначала я должна убедиться, что ты будешь хорошо себя вести.
Он завелся было снова, но Гарриет закричала:
— Бен, я сказала! Будешь орать и визжать, я тебя свяжу!
Он сдержался. Гарриет подала ему бутерброды, которые он, давясь, заталкивал в рот.
Он позабыл все те основные человеческие привычки, научить его которым стоило такого труда.
Пока он ел, Гарриет тихо говорила:
— Теперь послушай меня, Бен. Ты должен слушаться. Если ты будешь хорошо себя вести, тебя не обидят. Ты должен есть, как положено. Ты должен ходить на горшок или в туалет. И не должен вопить и драться.
Она не была уверена, что Бен услышал ее. Повторила еще раз. И еще несколько раз.
В тот вечер она оставалась с Беном и вовсе не видела остальных детей. Дэвид поднялся в другую комнату, не к ней. Как она сама чувствовала в те дни, она защищала всех от Бена, заново обучая его жизни в семье. Но Гарриет знала: они чувствовали, что она повернулась ко всем спиной и предпочла отправиться в чужую страну — с Беном.