Каменщик Маздур Гул, чье имя означает «рабочий». Его руки, десятилетиями обрабатывавшие гранит, навсегда остались бело-серыми… Дауд, который предпочитал, чтобы его называли на английский манер Дэвидом, и мечтал побывать когда-нибудь в великом Нью-Йорке и посетить там шикарный ресторан… Заманат, то есть «доверчивый». Он пытался скрыть под храброй улыбкой чувство неловкости от того, что его семья голодает в Джалозаи, лагере для беженцев под Пешаваром… Хаджи Акбар, которому поручили быть доктором в отряде, поскольку ему довелось как-то пролежать целых два месяца в кабульском госпитале. Когда я прибыл в лагерь и согласился взять на себя его обязанности, он вознес хвалу Господу и исполнил ликующий танец афганских дервишей… Торговец-пуштун Алеф, ехидный насмешник, умерший в снегу с рваной раной в спине и в горящей одежде… Джума и Ханиф, два сорванца, зарезанные сумасшедшим Хабибом… Джалалад, их бесстрашный молодой друг, погибший во время последней атаки… Ала-уд-Дин, или, как привычнее для нас, Аладдин, которому удалось уцелеть… Сулейман Шахбади, человек с насупленными бровями и скорбным взглядом. Его застрелили, когда он вел нас на вражеские пулеметы.
А в центре вокруг Абдель Кадер Хана сгрудилась более тесная группа: алжирец Ахмед Задех, который умер, вцепившись одной рукой в промерзшую землю, а другой в мой рукав… Халед Ансари, убивший обезумевшего Хабиба и ушедший сквозь снежный буран в неизвестность… Махмуд Мелбаф, вышедший из последнего боя целым и невредимым, как и Ала-уд-Дин… Назир, который вытащил меня из-под огня, не обращая внимания на собственные раны… и я. Я стоял позади Кадербхая, чуть левее, и вид у меня на фотографии был уверенный, решительный и хладнокровный. А еще говорят, что камера не лжет.
Меня спас Назир. Минометный снаряд, разорвавшийся около нас, когда мы шли в наступление, вспорол воздух и оглушил меня. Ударной волной мне пробило левую барабанную перепонку. И в тот же миг горячий град минометных осколков пронесся мимо нас. Крупные не задели меня, но несколько мелких вонзились в ноги ниже колен – пять в одну и три в другую. Еще два попали выше: в грудь и в живот. Они прорвали всю мою многослойную одежду, плотный пояс с деньгами и даже ремни медицинской сумки, после чего проникли под кожу. И один кусочек металла влетел мне в лоб над левым глазом.
Все это была, по сути, металлическая крошка, самый крупный из осколков был размером с лицо Эйба Линкольна на американском пенсе. Но летели они с такой скоростью, что сразу подкосили меня. Сверху меня присыпало землей, из-за которой я ничего не видел и с трудом дышал. Падая, я едва успел отвернуть лицо в сторону, но, к сожалению, ударился о землю левым ухом, еще больше разорвав перепонку. Мир померк передо мной.