моего места было хорошо видно, как заходили на Плава-тое табунки косокрылых, но выстрелы с озера раздавались теперь реже и наконец совсем прекратились. Иногда утки непонятно отчего вдруг сбивались в кучу и начинали суматошно набирать высоту. Все прояснилось, когда через час я встретился с Брагиным и Моргуновым. Вид у них был обескураженный и унылый. Оказалось, что затея с записью подсадной провалилась самым неожиданным образом. Прежде всего, подвел самодельный звукоулавливатель. Он собрал на пленку не только голос Катьки, но и шум тростников, гул самолетов, мои выстрелы и даже крик моей подсадной. Катьку они посадили метрах в десяти от себя, но утка упорно не желала кричать в сторону микрофона, и потому голос у нее получался глухой, идущий издалека. Они вытащили подсадную на плавун, но она тотчас же обошла непонятную ей дурацкую шляпу и закричала с другой стороны. Тогда они привязали ее, и утка, возмущенная насилием, совсем отказалась работать, сердито теребя оскорбившую ее ногавку. Оставив ружья, они лазали по плавуну, пристраивая микрофон и так и сяк, но все оказалось напрасным.
Я прослушал всю запись, которую они накрутили, и согласился, что ни один селезень, если он в своем уме, не польстится на такую халтуру.
— Куда бы теперь эту хреновину употребить?— произнес Димка, раздумывая, что сделать с бывшим зонтом.
Ничего не придумав, он воткнул его ручкой в землю. Так по чистой случайности была решена проблема сохранения добытой дичи от грызунов.
Вечером, занимаясь стряпней, я почистил над зонтом картошку, а Брагин, чтобы не разлетался пух, отере-бил туда пару крякашей. Опасаясь привлечь к лагерю полевок, вывалили мы туда же и остатки еды из мисок, собираясь выбросить все отходы в воду. Но, очевидно, эти твари хорошо усвоили, что у человека всегда можно поживиться, и потому, едва только стемнело, они появились у нашего бивака. Продукты у нас были спрятаны в ящик, а вот объедки в зонте они учуяли и попытались овладеть ими. Услышав шум и писк, я посветил фонарем и увидел, как две полевки безуспешно старались забраться по полированной пластмассовой ручке зонта. Пища была всего лишь в сорока сантиметрах над их головой, но эти-то сантиметры и оказались непреодолимыми для грызунов.
— Давай, давай, ребята!— поощрял усилия полевок развеселившийся Моргунов.
Те, не обращая на него внимания, старались вовсю, словно участвовали в аттракционе с намыленным столбом, на вершине которого лежал приз. На какой-то миг одной из хозяек удалось забраться под зонт, но пробежать по его выгнутой скользкой поверхности было уже свыше ее сил. Оборвавшись, она с досадой и злостью запищала и прекратила попытки. Чтобы подзадорить хозяек, Димка навесил по краям зонта всякой всячины, и весь вечер мы наблюдали, как те только жадно облизывались. Из потехи получился заслуживающий доверия опыт, и, ложась спать, мы уверенно положили в чашку зонта стреляных уток, уже не опасаясь за их сохранность, В компенсацию за переживания Моргунов все-таки отдал полевкам объедки, отнеся их подальше от палатки. С тех пор хозяйки оставили нас в покое. Поощряя такое разумное поведение, мы, в свою очередь, регулярно подкармливали их в отведенном для этого месте.